Шествовать. Прихватить рог… - [49]

, хотя кто сказал, что Время не сможет прислать за болящей экипаж? — и доброго пути, доброго периметра… Но к любезному пожеланию предусмотрели скушать изящное драже, «Гедеон Рихтер», а то «Мольтекс», и отрывать Их Скорейшество от толп несчастных, возможно, безнадежных — ради ее пустяка?! Просто дуся чуть-чуть пососедствует — рядом с молодостью, при которой ей не так страшно… и, чтобы не мешать э-э… простите, а ваше имя? Только в этом помещении, до сих пор вас не знавшем, или — в родной среде? — здесь изучают наколотую на плечо Эрны бабочку. Ей показалось или с девой кто-то еще? Позвольте заодно и его статус… Чтобы не мешать, страстотерпица оределится в комнате старшей дочки, с которой дружна во-от с такого ее бессмысленного лепета, конечно, если не возражают нежданные пришельцы. Значит, на площади старшей бессмысленно лепечущей, ни в окрестности Эрна уже не ставит в увлекательной игре «Шмон с пристрастием» и ничего феноменального не выпустит.

Если дева-серна отклонилась от вмененного ей сопереживания голодным, то тревога о здоровье обитающих за стеной еще короче, и не потому, что молодость проморгала увлечение зрелости — сотрясением состава, давлением, прессованием, а просто пожаловавшая не отвечает воспитанному в Эрне вкусу: в щеках пресыщенна, платье — сбор-гигант козочек, или божьих коровок, или чьих-то других, на каждой особи — зрачки, зрачки, так что скорбь наверняка присмотрела, отследила в стеклянных образах и в скривленных бетоном звуках, как в квартиру, что под крылом ее доброты, ввалились — старый волокита и рулевой юноша, которого сменяет дева еще возмутительнее, и не умиротворилась, решила попасти содомитов. Приходила к мухе бабушка-пчела… К тому же скученность недомогающих — и чужестранец и коровница из застенка — как разом остолбеневшие часы. Хотя что есть — совпадение? Каждый из названных и упущенных скромно подбирает факты по росту, насыщает собой — семье на радость, но кто-то приваживает стороннее — в личные происшествия, препоны, турусы, так стоит ли спрашивать, кто — дерзновеннее? Ну и так далее…

Далее — большой писк, то есть бунт! Коронка обиженных и угнетенных: погром. Случайно выпавший на отсутствие угнетателей. Ничто не препятствует включить в истребительных и пастушку, пусть невинна и душой — собиратель.

Просеивая лотерею намерений и наслоений, можно выделить встречу трех пришлецов — в хорошем чужом доме, оставленном хозяином на неясный срок. Представляют разные школы и открытые в мир аппертуры — солнечные, песочные, равные по обтекаемости или неравенству. Связь в слетевшихся — никакая, пунктуально говоря — едва прозрели друг друга. И кто знает, все ли симпатизируют справедливости или слаженности действий? Как ядовито отсутствие домовладельцев: ворвутся в любую минуту, чтоб застичь на жарком, или учтиво потянут, пока пришлецы не избудут томительный балаган отношений?

Возможны эксплуатация хозяйского скарба и спертого интерьера — для розыгрыша полярных сюжетов, подземные толчки, песни, наступление на пятки и иную крайность сошедшихся, трактовка их манер как наущение дьявола. Вдруг беспокоит — пустяк, крупа, но побуждает переосмыслить — целое, как удачное слово взрывает — все повествование. Как единственный недостаток собаки дога — жирный кус — толкает пересмотреть свободу самовыражения.

Поручителя и его неотложное отделяет от исполнителей — дымка. Можно выдать ему общественный надел, диалог с народом, преобразования малой родины, или вовлечь в предпринимательство и неаккуратно передвинуть межу. Фигура занята занятостью и не просит черт, но по-доброму подсобит подчиненным — разгуляться меж долгом и интересом.

Молодые исполнители не понимают, кто на них свалился и надо ли принимать в объятия: девтерагонист — в пьесе патрона, и суть поддерживать в пилигриме огонь, караулить, чтобы не изменил грядущее? Или с прохладцей лавировать между его желаниями? Пододвинуть к сладкому — и обвалять? Во всяком случае, чужестранец вдруг выдвигается в полосу жизни, а до сих пор постился на горизонте — или вовсе не был.

Юноша Петр и Эрна.

Наследующая угождение и нетерпеливый, кто на своем речном двигателе доставил гостя к стылому очагу, к почти обледеневшей кухне и распрощался, и на персте его замыкают пируэт ключи от приимной стороны — даны патроном, по ротозейству прилипли к бегущему и должны возвратиться, а пока чужестранец прикреплен к двери.

Освобожденный, кто поджидал смену, плеснув в раскрытый экипаж — косые срезы, раскаленные повороты и полуповторы улицы Лето и наплыв трамвая «Обещание», везущего деву-серну, поддержанного не поручнями, но копьями, и невольница Эрна — мокроперка, попустившая начальству украсть у нее сверкающий солнцем день, неповторимый, а бессмертному, размашистому голеадору — променять ее на безвестную, почти ничем не отличимую от… тождественны, разумеется — не дева и дева, а преемница — и лагерь сестер…

И прежде чем первый и второй исполнители разъехались — кто вдаль, кто ввысь, успели встать на ковровую дорожку меж бескрылыми ходоками и удальцами-всадниками, войти в рабатку, шпалеру, в сколотые радугами сальвии и петунии этого дня, и пускали дымок, и вели празднословие — под хором пернатым и высокопоставленным, но и в этом неразложимом пронеслось ноль порядочного.