Шестнадцать карт [Роман шестнадцати авторов] - [14]
Считаясь с указанием редактора и помня о том, с какой руганью выгоняли из моего номера предыдущего жильца, имевшего несчастье задержаться там на лишние полчаса, я выписался из гостиницы сразу же после завтрака. К счастью, командировка на один день не требовала большого багажа, так что вещи собирать не пришлось. Автобус (пешком до метро было не менее получаса) останавливался прямо возле гостиницы. Я зашел, очередной раз досадуя на дурацкую систему с турникетом и безбожно дорогие билеты, уселся возле окошка и стал думать о том, выйдет ли из поездки в Москву качественный пост для ЖЖ.
Беседа с Багровым наверняка покажется френдам любопытной: пять комментариев, можно считать, уже у меня в кармане. Если выложить еще и отсканированную карту, которую я у него приобрел, отзывов наберется с десяток. История с пропущенными звонками? Занимательно, но сначала надо разобраться, не кроются ли за ней какие-то неприятности: вдруг да окажется, что редактор действительно устроил истерику не на пустом месте и я еще буду благодарен ему за своевременный вызов?.. Ах да, кстати! Про гостиницу и то, как там безобразно, тоже надо будет обязательно сообщить в блоге. Жаль, что я забыл сфотографировать разбитый бачок и ржавые трубы в своем санузле. Ну да ладно, опишу как-нибудь на словах: если сделать это достаточно иронично или даже язвительно, пара-тройка новых людей меня обязательно добавит… Да, и обязательно поругать Москву! Из этого можно даже сделать отдельный пост, если не ограничиваться пробками и автобусными турникетами, а плавно перейти на выпячивание богатства, новую безобразную архитектуру, оторванность от жизни страны, политику мэра… даже, пожалуй, ругнуть президента с премьером. На такое сообщение наверняка отреагируют lampochka_ilicha и balalaikin. А может, и сама xyz84 как-то прокомментирует! Хорошо бы. В топ Зиуса мне, конечно, не попасть… но к этому все равно надо стремиться.
За мыслями о наболевшем незаметно пролетело минут двадцать. Кажется, мне давно пора было приехать, но однообразные коробки спального района сменялись другими коробками, а на метро по-прежнему не было никакого намека.
— Не подскажете, а скоро “Домодедовская”? — поинтересовался я у сидевшего рядом старичка.
— “Домодедовская” в другую сторону, — равнодушно бросил дед. — Не на тот автобус сели.
“Братеевская улица, — объявил остановку искусственный женский голос. — Следующая остановка — Алма-Атинская улица. Конечная”.
Не дожидаясь конечной, я чертыхнулся и выскочил из автобуса. Елки-палки, куда же это меня занесло? Ни разу тут не был. Ну и как теперь выбираться?
Остановки, чтобы ехать в обратную сторону, видно не было. Да и связываться с московскими автобусами после такого конфуза больше не хотелось. Если навигатор в моем мобильном не врал — тут же вспомнились слова Багрова о лживости всех карт! — то от того места, где я сейчас находился, было два километра (то есть полчаса пешком) до метро “Марьино”. Стало быть, прогуляюсь.
Помыкавшись какое-то время в попытках определить, где река и в какую сторону мне следует двигаться, я все-таки, хотя и не без труда, выяснил нужное направление. Пройдя триста метров направо, можно было бы выйти на улицу Ключевую и отправиться в Марьино по ней, но такой путь показался мне нерациональным и слишком длинным. Я предпочел двинуть прямо, не сворачивая, напролом через дворы. Углубился в жилой массив и почти сразу увяз, потерялся. Вчерашний картограф был все-таки чертовски прав: на плане местности, предложенном мне сотовым телефоном, все выглядело значительно проще и не было ни грязных луж, ни дремучих кустов, ни лепившихся друг к другу нескончаемых гаражей.
Слоняясь по незнакомым дворам, я невольно вспомнил сегодняшний сон. Так вот к чему это было! Там бродил по тундре, а в реальности — по “городским джунглям”. Стало быть, предсказание, сон в руку! Ну что же, по крайней мере, с этой точки зрения в происходящем со мной имеется хоть какой-то элемент занимательности…
Через десять минут после “погружения” во дворы я престал отражать даже общее направление своего пути. Телефон обрабатывал карту слишком медленно, ориентироваться она почти не помогала, да и стоила эта услуга слишком дорого, учитывая, что номер был петербуржский. Хорошо бы спросить кого-нибудь, но народу вокруг — я беспомощно огляделся, — как назло, не было. “Обменять билет теперь точно не удастся: успеть бы на вокзал к двум-десяти!” — невесело подумал я. И сразу вслед за этим услышал сзади чьи-то шаги.
Обернуться я не успел. Человек, ударивший меня по голове, очевидно, имел порядочный опыт в своем деле.
Не знаю, сколько я провалялся, прежде чем прийти в себя. Голова, естественно, раскалывалась. Телефон из моих рук пропал. Сумки нигде не было. С нарастающим страхом я стал прикидывать, что в ней лежало: ключи, кошелек, обратный билет, паспорт… Или паспорт я все-таки догадался сунуть во внутренний карман? Дрожащими руками обшарил промокшую куртку, потом брюки, потом, в тщетной надежде, даже нагрудный кармашек рубашки. Ничего. Даже двадцать рублей, отложенные на проезд, чтобы далеко за ними не лазить, — и те утащили.
«Мутабор» – интеллектуальный шахматный детектив, следствие в котором ведется по канонам древнейшей игры. Благодаря странному стечению обстоятельств один человек начинает играть роль случайного знакомого, постепенно замещая последнего. Но не все так просто…Опасное предприятие ведет за собой опасные приключения.
Антология современной русской прозы, составленная Захаром Прилепиным, — превосходный повод для ревизии достижений отечественной литературы за последние десять лет. В книгу вошли повести и рассказы десяти представителей последней литературной волны, писателей, дебютировавших, получивших премии или иным образом заявивших о себе в 2000-х годах.
Действие романа «Финское солнце» происходит в одном доме – в одном замкнутом на своей оси мире. Дом стоит в абстрактном поволжском городе. В доме живут абстрактные, но хорошо узнаваемые, «поволжские финны». У каждого из героев, неслучайно носящих звучные финские имена, своя история и своя судьба. Они работают и учатся, общаются и дружат, влюбляются и ссорятся, пытаются выжить и порой даже идут на страшные преступления. Но чем больше преступлений, тем сильнее расшатывается связывающая жильцов ось…Впрочем, притчи-расследования, из которых состоит роман, вполне прилагаемы к любому дому в любом городе.
Повесть — зыбкий жанр, балансирующий между большим рассказом и небольшим романом, мастерами которого были Гоголь и Чехов, Толстой и Бунин. Но фундамент неповторимого и непереводимого жанра русской повести заложили пять пушкинских «Повестей Ивана Петровича Белкина». Пять современных русских писательниц, объединенных в этой книге, продолжают и развивают традиции, заложенные Александром Сергеевичем Пушкиным. Каждая — по-своему, но вместе — показывая ее прочность и цельность.
Про женское счастье мы, кажется, давно всё знаем. А что такое счастье по версии мужчин? Быть любимым? Стать известным? Иметь дом – полную чашу? Реализоваться в профессии? Или это возможность менять женщин как перчатки, места проживания и отдыха как галстуки – и наслаждаться, наслаждаться, наслаждаться жизнью. Которая у каждого одна, только одна… Да и есть ли оно, это счастье? Когда приходит? К кому? За что?Современные писатели, авторы сборника рассказов, отвечают на эти вопросы по-разному. Но все без исключения – ярко, образно и незабываемо!
Имена этих женщин на слуху, о них пишут и спорят, их произведения входят в шорт-листы главных литературных премий. Собранные вместе под одной обложкой, эти тексты позволяют понять, «как эпоха отражается в женских зрачках, что за вкус у нее, что за цвет».«Мир, описанный в этой книге, движим женщиной. Женщина здесь живет изо всех сил и не сдается до последней минуты. Она сама может выбрать, быть ей счастливой или несчастной, – она может всё» (Захар Прилепин).
Все, что казалось простым, внезапно становится сложным. Любовь обращается в ненависть, а истина – в ложь. И то, что должно было выплыть на поверхность, теперь похоронено глубоко внутри.Это история о первой любви и разбитом сердце, о пережитом насилии и о разрушенном мире, а еще о том, как выжить, черпая силы только в самой себе.Бестселлер The New York Times.
Из чего состоит жизнь молодой девушки, решившей стать стюардессой? Из взлетов и посадок, встреч и расставаний, из калейдоскопа городов и стран, мелькающих за окном иллюминатора.
Эллен хочет исполнить последнюю просьбу своей недавно умершей бабушки – передать так и не отправленное письмо ее возлюбленному из далекой юности. Девушка отправляется в городок Бейкон, штат Мэн – искать таинственного адресата. Постепенно она начинает понимать, как много секретов долгие годы хранила ее любимая бабушка. Какие встречи ожидают Эллен в маленьком тихом городке? И можно ли сквозь призму давно ушедшего прошлого взглянуть по-новому на себя и на свою жизнь?
Самая потаённая, тёмная, закрытая стыдливо от глаз посторонних сторона жизни главенствующая в жизни. Об инстинкте, уступающем по силе разве что инстинкту жизни. С которым жизнь сплошное, увы, далеко не всегда сладкое, но всегда гарантированное мученье. О блуде, страстях, ревности, пороках (пороках? Ха-Ха!) – покажите хоть одну персону не подверженную этим добродетелям. Какого черта!
Представленные рассказы – попытка осмыслить нравственное состояние, разобраться в проблемах современных верующих людей и не только. Быть избранным – вот тот идеал, к которому люди призваны Богом. А удается ли кому-либо соответствовать этому идеалу?За внешне простыми житейскими историями стоит желание разобраться в хитросплетениях человеческой души, найти ответы на волнующие православного человека вопросы. Порой это приводит к неожиданным результатам. Современных праведников можно увидеть в строгих деловых костюмах, а внешне благочестивые люди на поверку не всегда оказываются таковыми.
В жизни издателя Йонатана Н. Грифа не было места случайностям, все шло по четко составленному плану. Поэтому даже первое января не могло послужить препятствием для утренней пробежки. На выходе из парка он обнаруживает на своем велосипеде оставленный кем-то ежедневник, заполненный на целый год вперед. Чтобы найти хозяина, нужно лишь прийти на одну из назначенных встреч! Да и почерк в ежедневнике Йонатану смутно знаком… Что, если сама судьба, росчерк за росчерком, переписала его жизнь?