Шесть записок о быстротечной жизни - [5]

Шрифт
Интервал

Любопытны описания домашних спектаклей с участием известных актеров, которые устраивались в доме отца, ведь театральное представление — любимое развлечение в Китае. Обычно представления приурочивались к каким-либо торжественным событиям. Шэнь Фу описывает, как в день рождения матушки «в дом пригласил» целую труппу, упоминает о представлении в Храме водяного в день рождения повелителя озера Дунтинху и о спектакле на открытой площадке в деревне.

Интересны подробности служебной карьеры отца и крупного чиновника Ши Чжо-тана (1756—1837), покровителя Шэнь Фу, его вынужденные скитания по чужим краям, поскольку в старом Китае чиновник не имел права служить в тех местах, откуда был родом.

Перед читателем проходит жизнь определенного сословия, замкнутая в семейном кругу и достаточно вольная вне его. Любопытны образы женщин, оторванных от семейного круга, — это известные актрисы или певицы. Хотя в этой среде не держат молоденьких девушек взаперти, вопрос об их замужестве решают старшие.

В целом «Записки» Шэнь Фу представляют для читателя скорее художественный интерес, чем объективное историческое свидетельство, однако отдельные факты все же могут дать представление о жизни Китая того времени. Например, сам Шэнь Фу, члены его семьи, его родственники нередко прибегают к займам, закладным лавкам и ломбардам. Интересно, что чаще всего занимают деньги у соседей. В Китае не было специальной прослойки ростовщиков, как, например, в Европе, и всякий, у кого есть деньги, мог пустить их в рост. Причем проценты по долговым обязательствам были очень высокие (от 12 до 36%).

Страницы «Записок» дышат любовью к старине, в них много описаний традиционных сторон жизни Китая, но иногда и промелькнет современное, что-нибудь вроде рассуждения о том, правильно ли поставлены пушки и верный ли у них прицел из-за постоянных колебаний уровня моря у Храма морской жемчужины в Кантоне, или забавного разговора Шэнь Фу с настоятелем одного удаленного от мира и затерянного в горах монастыря. Первые вопросы, которые задал ему этот отошедший от суеты человек, были самыми суетными: «Что новенького в городе? А что, гарнизонный все еще в своей управе?».

Новая ситуация в Китае, возникшая из-за проникновения иностранцев в страну в начале XIX в., находит отражение в упоминании Тринадцати иноземных рядов, мексиканских таэлей, которые, как основная денежная единица, имели хождение в приморских городах, где жили иностранцы.

Возникает вопрос о степени реализма «Записок». Ведь можно многое видеть, но описывать в принятых традицией клише, но тогда яркость изображения тускнеет. Традиционным может быть не только тип описания, но в соответствии с эстетическими нормами традиции выбираться и сам объект наблюдения. Тогда традиция проявляется неразрывно и в выборе объекта, и в манере его описания. Шэнь Фу — человек книжной культуры. И хотя, как он пишет, он в молодости бросил учение, Шэнь Фу учился у хороших педагогов и был начитан в конфуцианских классиках и художественной литературе, да и сама его служба требовала умения владеть кистью.

В «Записках» приводятся строки любимых поэтов — Ли Бо, Су Ши, Бо Цзюй-и; нередко автор употребляет пословицы, присловья или изречения. Даже в фривольной сценке выбора проститутки, когда его брат Сю-фын предлагает ему выбрать девушку с «цветочной ладьи» («Моргни какой-нибудь, подзови и слюбись по взаимному согласию»), Шэнь Фу, желая, возможно, смягчить впечатление, вкладывает в уста Сю-фына фразу, взятую из сочинения философа Мэн-цзы.

Вкрапление в текст «Записок» иного книжного материала происходит в основном путем перенесения заимствованных описаний и ситуаций из литературы. Вопрос этот требует специального исследования, отметим лишь некоторые эпизоды и описания, совпадающие у Шэнь Фу со «Сном в Красном тереме» Цао Сюэ-циня.

После свадьбы Шэнь Фу проводил свою сестру в дом ее мужа, а когда вернулся, застал Юнь за книгой: «Низко опустив голову, она читала, и дух ее витал где-то в чужом краю. Подле нее серебром светилась высокая свеча». В руках у Юнь была пьеса, которую она нашла в чулане,— «Западный флигель, где Цун Ин-ин ожидала луну». Героиня «Сна в Красном тереме», прелестная девушка Линь Дай-юй, также тайком читает пьесу под названием «Западный флигель».

Описание внешнего облика Юнь совпадает с описанием Тань-чунь — одной из «трех барышень» «Сна в Красном тереме»: «Ее фигура с поникшими плечами и длинной шеей была не лишена изящества, она выглядела худой, но не костлявой, у нее были изогнутые брови и красивые живые глаза, только передние зубы у Юнь несколько выдавались, что вроде бы не считалось знаком счастливой судьбы». Тань-чунь была «с поникшими плечами и тонкой талией, высокой и стройной, и овальным, как утиное яйцо, лицом. У нее были будто нарисованные изогнутые брови и красивые живые глаза, рисунок ее одежд был тонок и красочен, тот, кто видел ее, отбрасывал всякую мысль о пошлом». Цао Сюэ-цинь пересыпает свой текст присловьями и поговорками, так же сделаны и многие бытовые сценки у Шэнь Фу, к примеру эпизод пирушки с певичками в Кантоне.


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.