Шесть серых гусей - [54]

5

7 декабря

Подходя к газетному киоску на площади Муниципио за номером «Маттино», Ларри вспомнил строфу из Шелли, ритм которой, как ему казалось, соответствовал его собственной неверной походке: «Я задыхаюсь, падаю, дрожу и умираю!»

Он со страхом вглядывался в заголовки на первой полосе, чувствуя, что почва готова в любой момент уйти у него из-под ног. Но в газете, на первый взгляд, не было ничего, имеющего хоть какое-то отношение к событиям минувшей ночи: ни сообщения о всплывшем из черной воды портшезе, похожем на венецианскую похоронную гондолу, ни рассказа о грозном призраке адвоката Сальваро, разгуливающем по молу и осыпающем проклятиями собственную дочь. Немного успокоившись, Ларри уже более твердым шагом переступил порог величественного здания и поднялся в читальный зал. Часы при входе показывали восемь, и служащие мэрии еще не появились на своих рабочих местах. Ларри с минуту пристально и недоверчиво смотрел на циферблат: восемь — столько же было на часах театра «Сан-Карло», когда сторож открыл им дверь. Ему вдруг показалось, что время стремительно сжимается, и он почти удивился туманному рассвету, который наступил как обычно. Сейчас Домитилла, должно быть, уже собирается спуститься к дону Этторе, чтобы сообщить, что отец не вернулся домой. «Только бы она не проговорилась», — подумал Ларри, вновь охваченный трьвогой.

— Господин офицер…

Ларри вздрогнул. К нему приближался старый служащий, настолько похожий на сторожа из театра, что Ларри решил было, что это один и тот же человек.

— Лейтенант Хьюит? Это со мной вы говорили вчера утром. Акты гражданского состояния Неаполитанского королевства в вашем распоряжении, но большая часть архивов еще в подвалах. Я велел поднять для вас регистрационные книги за тысяча восемьсот девятнадцатый и тысяча восемьсот двадцатый годы.

— Премного вам благодарен, — ответил Ларри по-итальянски и протянул купюру достоинством в двадцать лир, которую служащий без лишних церемоний положил в карман.

Между тем Ларри чувствовал, что его продолжают внимательно рассматривать, и опять занервничал. В конце концов, может быть, старик действительно служит сразу в двух местах? А что, если он признал в нем одного из вчерашних носильщиков?

— Итак, где же… — начал он.

— Простите, вы, случайно, не работали здесь перед войной?

— Ну и память у вас! — воскликнул Ларри.

— Я даже помню, что вы писали книгу о каком-то английском поэте, который жил в Неаполе…

— Мне тоже кажется, что я вас узнал, — ответил Ларри, стараясь скрыть облегчение.

Служащий пожал плечами:

— Не знаю, так ли уж необходимо иметь хорошую память в наше время, синьор. Я много дал бы за то, чтобы забыть все те годы, что прошли после нашей последней встречи.

Ларри задумчиво кивнул. «Какое прекрасное сочетание фатализма и доброжелательности, свойственное всем неаполитанцам, несмотря на перенесенные страдания! И как Пол этого не замечает?» — подумал он.

— Я воспользовался случаем, чтобы проверить некоторые данные, касающиеся моего тогдашнего исследования, — уточнил он.

Служащий пропустил Ларри в украшенный лепниной читальный зал с длинным столом.

— Я сяду на свое прежнее место, — сказал Ларри, направляясь к столу.

— У вас усталый вид, лейтенант, — сказал старик с видом заговорщика, достойным Амброджио, словно только что заметил осунувшееся лицо молодого человека. — Хотите чашечку неаполитанского кофе, как в прежние времена?

Ларри замер в изумлении:

— Как, у вас есть кофе?

— Теперь появилась возможность его доставать, — прошептал старик. — У меня даже найдется немного сахара. Я предлагаю вам это потому, что вы в какой-то степени наш завсегдатай, хотя между вашими посещениями и проходят годы.

— Заранее благодарю за кофе, не могу отказаться. Он и впрямь напоминает мне о первой поездке в Неаполь, и кроме того, этой ночью я почти не спал.

Он тут же пожалел о последней фразе, но его собеседник думал о другом.

— Не стоит предавать это огласке, так ведь? — прошептал он.

— Предавать огласке что?

— Что у нас есть настоящий кофе.

Ларри похлопал старика по плечу и прошел на свое место. Два тяжеленных фолианта с гербами Неаполитанского королевства ждали его на краю стола. Ему казалось, что он находится в каком-то другом мире, совсем непохожем, как он подумал с сожалением, на тот, в котором он жил тогда, когда открывал эту книгу в последний раз и был влюблен в юную Ливию Бергатини.

— На вашем месте в течение многих месяцев сидел старый профессор, изучавший родословную неаполитанского поэта Марчелло Мачедонио56.

Ларри поднял голову. Служащий принес на подносе, покрытом кружевной салфеткой, кофейник и сахарницу. Было видно, что ему хочется поговорить.

— Меня поразило, что он так заинтересовался Мачедонио, — продолжал старик. — Правда, в Неаполе было не так уж много поэтов.

— А Леопарди? — укоризненно напомнил Ларри.

— Ах да, конечно, — виновато ответил служащий. — Так вот, бедному профессору занятия генеалогией не принесли удачи.

Ларри налил кофе в фарфоровую чашку — как давно он этого не делал! — с наслаждением вдохнул божественный аромат и сделал несколько маленьких глотков. «Это поможет мне прийти в себя», — подумал он. Служащий молча стоял рядом и, казалось, ожидал, что Ларри проявит интерес к его рассказу или хотя бы похвалит кофе.