Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков - [55]
Лисица-мать обладала поразительным терпением, и ее общение с детенышами было весьма красноречиво. Некоторые из сорока лисьих звуков, идентифицированных биологами, используют только матери. В норе они издают ласковое урчащее пофыркиванье, а вне норы тихонько подзывают детенышей мяукающим мурлыканьем, тогда как низкий покашливающий лай предостерегает их и загоняет обратно в нору. Замечено также, что они могут общаться индивидуально и отзываются, словно их окликнули по имени.
Так как же звучит лисий язык? Как и человеческие языки, словами его описать невозможно. Лисицы то тявкают, словно косули, то ухают, словно филины, то щебечут, словно дрозды-рябинники, а повизгивание детенышей звучит словно писк морских птиц. Они будто нарочно собрали все звуки дикого мира, чтобы перехитрить всякое простое описание.
Но надолго лисье семейство по соседству не задержалось. Молодой садовник, который взялся кое-что посадить на участке, героически вызвался также закопать электрокабель. И лисье семейство перебралось в более спокойное место – вероятно, на другую сторону горы, где я позднее видела семенящие силуэты лисят. А что участок по-прежнему был охотничьим угодьем, я поняла как-то вечером, когда лисица-мать промчалась с бельчонком в зубах. После этого я завалила вход в нору толстыми поленьями.
Однако заваленная дыра продолжала привлекать жизнь. Как-то раз дрова оказались раскиданы, а возле сосны валялись кучки подстилки из норы. Белые и мягкие. Нора была выстлана шерстью, которую лисица-мать выщипывает у себя на животе, чтобы обнажить соски и устроить лежанку для детенышей. Когда я взяла в руки клочок шерсти, от него повеяло огромной нежностью. Земля в норах сырая, шершавая, и лисица выстлала ее пушистым теплом. И, наверно, добавила немного диванной набивки.
Что же случилось с норой после лисьего «переезда»? В шерсти виднелись лапки насекомых. Вроде бы шмелиные, а значит, нору заняли земляные шмели, которым шерсть нравится. Но кто затем раскидал поленья и выгреб подстилку? Явно кто-то, кому хотелось добраться до шмелиного жилья. А кто любит мед и не боится укусов обороняющихся шмелей? Ну конечно, барсук.
Как же я сразу-то не догадалась? Вовсе не лисица рылась в земле и оставляла скорлупки от съеденных виноградных улиток. Конечно, и лисы, и барсуки питаются наземной живностью, но ведут они себя по-разному. Не обладая ловкостью лисиц, барсуки компенсируют ее отсутствие основательностью. Грызунов они выкапывают точно так же, как корешки, и в ночном походе за едой их нос опущен к земле и близоруко движется из стороны в сторону, словно детектор. Дождевых червей барсуки с наслаждением засасывают, как спагетти, но вообще они поедают всё съедобное: липких слизней, ядовитых жаб или злющих ос и шмелей.
По книгам – так сказать, на расстоянии – я была немножко знакома с жизнью барсуков. И в одной из летних радиопрограмм даже воспроизводила запись их бубнящих брачных «песен». Как и лисицы, барсуки коммуницируют звуками, которые мы ассоциируем с другими животными: в зависимости от ситуации они кудахчут, хрюкают, трещат, урчат, тявкают, фыркают, шипят, кричат или жалобно скулят. Со своими детенышами они мурлычут, как кошки, щебечут, как мелкие птички, или воркуют, как голуби. Перепуганный или раненый барсук скрежещет, воет и душераздирающе хнычет.
Несмотря на обширный репертуар, по натуре барсуки весьма необщительны. Подобно лисицам, они ищут еду поодиночке, а когда встречаются, обычно плюются друг на друга или рычат. Между доминантными особями легко возникают конфликты, тогда самцы кусают друг друга за кормовую часть, а самки норовят вцепиться друг дружке в морду. И тем не менее они упорно живут вместе, ведь общая нора дает определенные преимущества.
Я знала, где в окрестностях живут барсуки. Их нора располагалась немного дальше, под кучей камней возле дороги, и в зарослях шиповника по соседству я однажды слышала шипение и рычанье. Было неожиданностью услышать такое среди шиповника, но, судя по звуку, мне там отнюдь не обрадовались.
Считалось, что в этой норе живут восемь барсуков, то есть она средней величины. В других норах барсуки иной раз жили на протяжении нескольких сотен лет, и там насчитывалось до сорока подземных помещений, соединенных туннелями. Общие спальни требуются только на время зимней спячки, когда необходимо согревать друг друга. В теплую пору года каждый хочет иметь отдельную «комнату», как в доме на несколько семей. По сравнению с простенькими лисьими норами барсучьи логовища роскошные.
Зажиточное барсучье жилище, какое представлял себе Кеннет Грэм, когда писал «Ветер в ивах», по-настоящему комфортабельно. Любезный Барсук принимал у себя друзей – Водяную Крысу и Крота, угощал их плотными обедами, укладывал на превосходные гостевые кровати, а среди множества комнат была гостиная с жарко горящим камином. Идиллия детской книжки вообще-то не очень вяжется с дикой жизнью барсуков.
Конечно, в норе нужен известный комфорт, ведь барсуки проводят там три четверти своей жизни. Но за отсутствием каминов холодные стены норы выстланы мхом и листьями, а иной раз якобы даже подобранными пакетами. Земля, понятно, отнюдь не стерильна, и барсуки регулярно меняют как травяные подстилки, так и сами спальни, а весной устраивают генеральную уборку. Те, кто возглавляет норную иерархию, выкатывают наружу килограммы травы, меж тем как остальные выносят остатки еды. Затем пол застилают свежей травой и папоротником, а если попадается пахучая черемша, то еще лучше: она на время прогоняет паразитов. Если за зиму кто-то из барсуков умер, вокруг него быстро возводят земляные стены: получается вроде как отдельная могила. Общие отхожие места располагаются неподалеку, за пределами норы, обычно на границе территории, чтобы ядреные запахи сообщали, кто входит в группу.
