Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков - [38]
Вид с веранды на воду
Странно сознавать, что в стене суетятся муравьи, но к началу лета всё прочее в доме большей частью было под контролем. Осталась покраска, но с ней придется подождать до послеотпускных времен, потому что теперь, во время каникул, рабочих наконец-то сменили члены семьи. И жизнь разом стала совершенно иной.
Любопытные внуки моей сестры немедля расширили мир участка. В первые же дни они спустились к проливу на рыбалку. Потом маленькую рыбешку поделили на всех и торжественно чокнулись соком: почин сделан!
– Я чувствую, что наконец бросил якорь, – пробормотал один из моих племянников, когда мы вечером шли по участку.
Бросил якорь… Эти слова слегка расшевелили мои мысли. У нас были прекрасные общие воспоминания о съемных летних домиках, которые часто располагались у моря. Один даже на острове, и за пресной водой мы ездили на лодке. Я подозревала, что моя сестра по-прежнему мечтает о таких побережьях, хотя теперь у нее болит спина. В нашем английском наследии живет давняя морская романтика. Деда растил морской биолог, бабушку – морской офицер, а сами они познакомились в Атлантическом океане, когда дедушка был судовым врачом. Такое, пожалуй, оставляет генетические следы.
В свою очередь, я на чем только не плавала – от яликов до шхун, однако поняла, что моряк из меня никудышный. Грозовые сутки на голом островке тоже несколько охладили мою любовь к морю, и, хотя вода всё еще завораживала меня, исследовала я ее куда сдержаннее.
Сейчас я писала о реках. И со временем поладила с ними лучше, чем с морскими глубинами: реки упорно стремятся к морю, но несут свои воды среди лугов, деревьев и городов. На своем извилистом пути они успевали рождать цивилизации, поить посевы, служить движущей силой и проводить границы – короче говоря, формировали историю, так что исследование их требовало времени. Поэтому во время отпуска я отправилась в новые речные экспедиции.
Когда я в конце концов причалила к берегу, лето уже кончилось и последние члены семьи покинули домик. Сама я рассчитывала, когда рабочие закончат покраску, изредка наведываться на участок и еще поработать с тем, что дали мне реки. Но, как выяснилось, у жизни были несколько иные планы, тоже связанные с водой. Едва начали покраску, как бригадир позвонил мне, и голос у него звучал озабоченно. Плохие новости. Когда они собрались красить северную стену, выходящую на пролив, оказалось, что она сильно повреждена водой. Настолько прогнила, что ее необходимо заменить.
Одно дело – вода в реке, но вода в доме, считай, катастрофа. Муравьи в стене – сущий пустяк по сравнению с грибком, от которого древесина гнила. Рабочие и те были в шоке, ведь полгода назад они чинили крышу, находившуюся в весьма плачевном состоянии. А теперь вот надо убирать прогнившую стену, и обсуждению это определенно не подлежало. Вообще говоря, снос надо продолжать, пока не обнаружится безусловно сухое дерево. «Хотя на это вам не хватит средств», – добавил бригадир.
Чтобы разобраться в ситуации, я спешно поехала на участок. Рабочих я уже не застала, а обломки северной стены печальной грудой лежали у торца дома. Вероятно, стена сдалась без особого сопротивления.
Я вошла внутрь: кровати вынесены, а там, где раньше была стена с окнами, колыхался синий, как море, брезент. Просто в голове не укладывается. Дом с тремя стенами уже не дом. Не то навес, как на автобусной остановке, не то открытый сарай. Во всяком случае, отнюдь не жилое помещение.
На кухне нашлась бутылка коньяка, привезенная одним из племянников. Я плеснула коньяку в стакан и забрала с собой в бывшую комнату вместе со стулом.
Вот ведь какая ирония. Я рассчитывала поработать здесь со своими фактами о воде, а теперь вода стала одной из сторон дома – по крайней мере, была ею, пока не снесли прогнившую стену. Я откинула брезент; снаружи кротко искрился пролив, будто морские ветры с дождем никакой сырости в дом не приносили. Я уныло села на стул, размышляя о перспективах.
Уровень коньяка в стакане мало-помалу понижался, и дурное настроение потихоньку отступало. Я сидела ни внутри, ни снаружи, а как бы на веранде, на рубеже между внешним и внутренним. Парадоксальным образом взгляд на пролив даже слегка успокаивал, чуть ли не утешал. Прежде чем начать свои путешествия по рекам, я читала, как вода пробралась в мировоззрения. В Индии реки священны, а в китайской философии воды, проникавшие во всё и вся, сравнивались с дао, истоком всего сущего. Среди древнегреческих натурфилософов Фалес считал воду первостихией жизни, и был прав. Каждая капля существовала с самого зарождения жизни. Три тысячи миллионолетий они в вечном круговороте странствовали через моря, облака и горные породы, а затем через растения и животных, и в итоге через растительность текло столько же воды, сколько в земных реках.
По проливу медленно шла парусная лодка, и мне вспомнились суда, на которых я плавала в юности – летом, на каникулах. Считаные годы, но они казались эпохой, когда моя жизнь близко соседствовала с водой. В первую очередь я имею в виду довольно большие боты, некогда уносившие меня в морской простор и служившие ногам прочной опорой.
