Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков - [28]
Их организованная подземная жизнь весьма кипуча, так что там, внизу, несчетное множество муравьев сновало по коридорам разных этажей с общими залами, кладовыми и спальнями. На верхнем этаже, вероятно, располагалась детская с яйцами и куколками, которым требуется больше тепла. Впрочем, муравьи вообще не любят холод и после зимней спячки один за другим спешат к вешнему солнышку, чтобы прогреть замерзшие члены. Одновременно они приносят немного тепла внутрь. Теперь на ногах уже всё население муравейника, готовое к новому расширению колонии.
Сходство муравьев с пчелами отчетливо заметно, когда приходит время основывать сообщества-спутники. Муравьи тоже высылают разведчиков на поиски подходящих мест, куда прокладывают пахучие следы, а затем проводят сравнение всех предлагаемых вариантов. Как в точности это происходит, не очень понятно, однако это свидетельствует о демократическом обществе.
Впрочем, мне было ясно, какие новые места они присмотрели себе на моем участке. Одним из них была территория вокруг септика. Когда я подняла деревянную крышку, вокруг резервуара кишели муравьи с яйцами и куколками. И крышку, и ее раму нужно было промазать льняным маслом, и несколько минут я стояла, размышляя, как решить возникшую проблему. Зато муравьи времени не теряли. Они тотчас принялись выносить яйца и куколок, чтобы убрать их с яркого света, и общими усилиями сумели полностью поднять весь питомник на верх деревянной рамы, где всё и попрятали. Через полчаса не осталось ни одного муравья.
Как ловко всё разрешилось! Я с облегчением опустила крышку. Однако, когда подняла ее в следующий раз, муравьи опять заполняли всё пространство. Куколки и яйца аккуратно лежали на прежних местах, пока туда не хлынул свет. И вновь повторилась вся процедура.
Скоординированная организованность муравьев поражала воображение: они действовали как единый организм. И тут мне пришло в голову, что эти два слова родственны. Организм – это система, способная к самоорганизации.
Благоговения перед организованностью муравьев у меня поубавилось, когда я обнаружила, что они оккупировали и мою писательскую хижину. Заметила я их поздно, поскольку они захватили укромный угол, но уж там ползли сплошным потоком от пола до потолка. Со стороны это зрелище чем-то напоминало китайские иероглифы. Вообще-то, наверно, все алфавиты – это мелкие закорючки, стремящиеся передать более крупное содержание. Я не претендую на знание всех алфавитов, но меня раздражало, что я не способна расшифровать то, о чем муравьи сообщали в писательской хижине, где я намеревалась работать с языком. Представление о танце пчел тут не помогало, ведь у муравьев своя, особая коммуникация.
Чем они, собственно, занимаются в моей хижине? На вид вроде бы просто идут гуськом. Возможно, близорукие создания, которые видят всего на несколько сантиметров впереди себя и к тому же воспринимают движение лучше, чем формы, при таком построении чувствуют себя увереннее. Впрочем, муравьи и в одиночку вполне справляются. Поскольку их мускулы помнят, как они двигались от одного места к другому, они всегда добираются до дома, ориентируясь по солнцу. Вдобавок они могут пометить дорогу феромонами – пахучими секретами особых желез.
Феромоны есть у всех организмов, и пчелы тоже их используют, чтобы позвать на помощь или подбодрить сородичей. Но у муравьев они, похоже, развились чуть ли не в особый язык. Оттого что каждый феромон производит специфическое воздействие, они могут комбинироваться в еще большее число значений, а когда выбросы следуют с определенным интервалом, напоминают азбуку Морзе. Один ученый, дешифровавший около двух десятков феромоновых «слов», предположил даже наличие некоего синтаксиса, или структуры предложений.
Кроме того, простые феромоновые послания могут передавать разное грамматическое время и обладать разной интенсивностью – смотря сколько времени проходит после их выброса. Одни – это быстро улетучивающиеся возгласы, другие – долговременные ориентиры, которым присуща особая хитрость. Возвращаясь с места той или иной находки, муравьи оставляют пахучие следы, только когда что-то с собой приносят. Если же след не оставлен, значит, там больше ничего нет.
Обстоятельства и интенсивность запаха также могут модифицировать значения феромонов. Предупреждающий сигнал вблизи жилища вызывает агрессию, но на большем расстоянии становится призывом к бегству. Слабый сигнал просит о подмоге, сильный – поднимает тревогу, оповещая о нападении. Если молекулярная структура меняется, сообщения могут стать шифровками, понятными только своему сообществу.
Кроме того, язык феромонов способен комбинироваться со звуками и движениями. Часть муравьев издают скрипучий звук, потирая волнистое брюшко, другие ритмично раскачиваются, третьи щелкают челюстями, или мандибулами. Чтобы подчеркнуть важность чего-нибудь, они могут легонько касаться других муравьев усиками-антеннами, а при нападении на гнездо быстро поднимают всеобщую тревогу, гулко ударяя по чему-либо головой.
И это далеко не всё. Восприятие сигналов тоже происходит весьма сложно. Феромоны улавливаются усиками, каждый членик которых различает разные запахи. Один членик воспринимает запах родного дома, другой – запах муравьиных троп, третий считывает возраст встречных муравьев, а четвертый настроен на запах царицы, который обеспечивает идентичность муравьиного сообщества. Дом, чужие тропы, характер встречных и собственная идентичность – всё это одновременно, как аккорд.
