Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков - [26]
Я взяла кофейную чашку с лавочки, мимо которой только что пролетели несколько жужжащих соседей. Возможно, они отправились в седьмой рейс, к двухтысячному цветку. Я никогда не узнаю, что именно происходит в их маленьких, с миллиметр, головках, но всё же недооценивать их нельзя. Как выяснилось в ходе экспериментов, шмели могут решать проблемы, с которыми раньше никогда не сталкивались, – например, как снять крышку с источника нектара – и быстро учатся друг у друга. Если их вознаграждали нектаром, они даже выполняли задачи, крайне далекие от своей обычной жизни, к примеру ловко катили большие шарики к определенной цели. Ученый, подвергший их психологическому тесту, в результате пришел к выводу, что по уровню интеллекта они не уступают одаренному пятилетнему ребенку. Сперва я кивнула, но потом задумалась о том, насколько исследователь, собственно, проник в жизнь шмелей. Тесты на интеллект у животных по-прежнему проводятся в лабораториях, далеко от их нормальной жизни. Знал ли этот ученый вообще о точной навигации шмелей и их умении планировать, чтобы оптимально охватить разные медоносы, когда нектара больше всего? Понимал ли он организацию их весьма маленького сообщества и их способность справляться с взыскательной жизнью? Ведь в таком случае пятилетний ребенок, с которым он их сравнивал, был гением. Любопытно, какой человек прошел бы тест на интеллект, подготовленный шмелями.
Вечером, когда я вошла в дом, в южной стене слышалось гудение. Шмели задействовали свою крылатую вентиляционно-обогревательную систему, или тут что-то другое? Они хотя и не танцевали у себя в гнезде, но общались между собой. Желая привлечь внимание сородичей к тем или иным особенным цветам, приносили домой пробы нектара, а если домашние ресурсы скудели, то посредством феромонов, приглашающих толчков и жужжания побуждали других последовать за ними в полезные места.
Так или иначе, в стене происходила какая-то возня. Они что же, никогда не отдыхают? Их гудящий разговор продолжался весь вечер, как неясный напев рядом со мной. Хотела бы я знать, о чем они беседуют, ведь любая их тема для меня удивительна. Летом рождение и смерть, идиллия и катастрофа следуют друг за другом, точно в коротком эпосе. И хотя их гнездо куда меньше улья, в нем тоже есть мед. Он жидкий, как сок, и сохранить его трудно, ведь рассчитан он всего на одно лето. Потом почти вся шмелиная семья исчезнет. Но тем не менее в стене хранились крохотные кувшинчики с медом. И они, хотя и предназначенные не для меня, всё равно кажутся сущим кладом.
Пока шмели гудели в своей душистой кладовой, я ела на кухне вечерний бутерброд. В шкафу действительно нашлась баночка жидкого меда. Сестра, как знаток садоводства, посоветовала мне смазывать им надломы на ветках – почему бы и нет? Ведь мед – одна из наиболее питательных субстанций на свете, причем состоящая из растительных ингредиентов.
Когда я немного полила хрустящий хлебец медом, он стек в дырочки. Это напомнило мне пчелиные соты – наверно, потому, что я всё еще думала о них. Что-то связанное с шестью стенками сотов по-прежнему занимало мои мысли, и ассоциации протянулись к другим стенам. Дом, по которому я ходила, и тот имел шесть граней, хотя образовывали они куб, как бы игральную кость.
В моем детстве свободные вечера часто коротали за настольными играми. Сама я не слишком ими увлекалась, но, поскольку было приятно собраться всем вместе, тоже охотно участвовала. За столом сидела фактически матриархальная группа в лице моей мамы, ее сестры, моей сестры и меня. Остальные унаследовали от маминого отца чуть ли не математический интерес к игре, и, пока они делали свои ходы, я часто размышляла о другом. Игральная кость, например, весьма интересная штука. Хотя шесть граней помечены разными цифрами, все они двигали игру вперед. Если у меня выпадала единица или двойка, я думала о значении малого. Набравшись терпения, можно продвигаться вперед и маленькими шажками. Если выпадала тройка или четверка, я думала о средних значениях. Пылких реакций они не вызывали, но служили основой статистики, которая указывала на нечто всеобщее. Пятерка давала возможность сделать сразу много шагов вперед, а уж если выпадала шестерка и мои фишки прямо-таки летели по доске, причем в качестве бонуса полагался еще и дополнительный ход, то я думала о попутном ветре. Однако ты сам был над этим не властен, и удача могла быстро изменить. Иными словами, за игрой я размышляла о жизни.
Археологи нашли вырезанные из костей животных игральные кубики пятитысячелетней давности, так что и до меня многих наверняка завораживала их конструкция. Каждая грань имеет уникальное достоинство, и всё же все они составляют единство. Сумма цифр на противоположных гранях одинакова. Один и шесть равно семи, четыре и три равно семи, пять и два тоже равно семи. Семь – число нечетное и встречается во многих контекстах. Люди плавали за семь морей, в мире было семь чудес; радуга состоит из семи цветов, а неделя – из семи дней. Насчитывали семь добродетелей и семь смертных грехов, а божью коровку с семью пятнышками поверье связывает с ключами от Царства Небесного, принадлежащими Деве Марии. В природе многие птицы как будто бы тоже умеют считать до семи. Так, может быть, мозг легко оперирует именно этим числом?
