Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков - [22]
Говорят, в берберском языке есть особое слово для чего-то, что рождается, когда на соту падает луч солнца. Похоже на символический образ, только вот образ чего? Квинтэссенции тысяч цветов и множества путей к ним?
Когда я увидела соту, она напомнила мне фасеточные глаза пчелы, ведь они тоже состоят из шестиугольников. Каждая часть имеет собственный угол зрения, и их совокупное взаимодействие позволяет пчелам находить дорогу к цветам. Зрительная область коры головного мозга тоже состоит из подобных частей, хотя тут речь идет о нервных клетках, позволяющих пчелам видеть и реагировать. В крошечном мозгу пчелы таких нервных клеток девятьсот тысяч, и все тянутся одна к другой, потому что и они могут уловить сигналы окружающего мира только сообща.
На любом уровне за медом стоит сотрудничество. Одинокая пчела за три недели способна набрать максимум четверть чайной ложки меда, после чего остается без сил. Чтобы наполнить банку, нужно посетить два миллиона цветков.
Так зачем же такой каторжный труд? Подобно древним богам Греции, пчелы очень любят нектар. Даже пьянеют от него, потому что, если он забродит, содержание алкоголя достигает десяти процентов. Пьяных пчел даже изучали, чтобы разобраться в злоупотреблении алкоголем. В результате выяснилось, что алкоголь прибавлял пчелам смелости. Брат Карла Линнея Самуэль кормил своих пчел медом с вином, когда пчелы-разбойницы крали у них собранную пыльцу и нектар, – кормил для того, чтобы они лучше защищались. С другой стороны, пьяные пчелы порой не добираются до родного улья, а если и добираются, пчелы-сторожа не пускают их внутрь, иной раз даже откусывают запойным пьяницам лапки. Нектар не должен быть наркотическим средством. Он должен лишь давать энергию для сбора еще большего количества пыльцы и нектара. И мало-помалу всё превратится в нечто такое, что превыше времени и пространства, а это предполагает совместный труд, который, в свой черед, требует кой-чего еще. Коммуникации, языка.
Аристотель заметил, что пчелы танцуют, но минуло еще две тысячи лет, пока сообразили, что этот танец имеет смысл. В середине XX века Карлу фон Фришу удалось расшифровать его, и он понял, что это самостоятельный сложный язык.
Вена, где вырос фон Фриш, кипела интеллектуальной жизнью. Сам он происходил из семьи потомственных профессоров, считавших важные вопросы вполне естественными, а когда вместе с братьями организовал струнный квартет, понял и значение слаженной игры.
Но ему хотелось общаться разными способами. Собеседником ему служил попугай. Обычно птица сидела у него на плече, грызла его ручки и спала возле его кровати, и утром фон Фриш первым делом пытался поговорить с попугаем. Кроме него он держал еще этак с сотню других животных, а потому неудивительно, что изучал он зоологию.
Начал фон Фриш с исследования рыб и постепенно перешел к пчелам. В обоих случаях первые его открытия касались органов чувств животных. У рыб, как оказалось, важнейшую роль играли вкус и слух, а для медоносных пчел первоочередное значение имели обоняние и зрение. По запахам они добираются до цветков, распознавая их вблизи по окраске и форме. Особенно хорошо они видят отличия между четкими и размытыми контурами предметов.
Исследовательская группа фон Фриша заметила также, что пчелы прекрасно воспринимают время. Если в определенный час они регулярно получали сахарную воду, то начинают появляться там именно в нужное время. Стало быть, они, как и мы, умеют приспосабливаться к новым обстоятельствам. И было ясно, что у пчел существует собственный язык. Фон Фриш старался его расшифровать.
Но пока его исследования продвигались вперед, человеческое общество шло навстречу одной из величайших катастроф в своей истории. В Германии набирал силу нацизм, приведший к мировой войне и геноциду. Фон Фриш был тогда профессором Мюнхенского университета и настолько погрузился в исследования, что события в мире оставались на периферии его восприятия, пока в Институт зоологии не пришло письмо со штемпелем-свастикой. В нем профессора коротко информировали, что, поскольку он на четверть еврей, то он будет уволен из университета.
Удар был вдвойне смертельным. Если его уволят, исследования прекратятся как раз на пороге прорыва. В исследовательской группе сотрудничество имело не менее важное значение, чем у пчел, и многие видные коллеги ходатайствовали за него, однако тщетно.
На выручку пришли немецкие пчелы. В ту пору среди них свирепствовали полчища кишечных паразитов Nosema apis, которые буквально пожирали насекомых изнутри. Их беспощадное нашествие было не менее опустошительно, чем нацизм в Европе. Двадцать пять миллиардов пчел уже погибли.
Пчелы – экологически ключевой вид: значительная часть всей человеческой пищи зависит от производимого ими опыления. Из-за войны Германия 1940-х годов уже испытывала нехватку продовольствия, и теперь положение стало очень серьезным. Одновременно пошли слухи, что в Советском Союзе начали работу по повышению эффективности пчел. Не стоит ли Германии заняться тем же? Ведь маленькие пчелы – образцово самоотверженные граждане сообщества. С точки зрения Третьего рейха, фундаментальные исследования фон Фриша, касающиеся языка пчел, интереса не представляли, однако исследования, способные в итоге обеспечить больше продовольствия, были как раз на руку. Может быть, фон Фриш решит проблему с паразитами? В надежде на это его увольнение отложили, и покуда он мог продолжать свою работу.
