Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков - [20]
В разгар лета еще господствует идиллия. Жаркими полуднями все спят, а если температура в норке превышает тридцать градусов, несколько шмелей располагаются у входа и, трепеща крылышками, загоняют внутрь воздух. В середине жилища на новых яйцах лежит матка, которую кормят дочери.
Однако со временем с их гормонами что-то происходит. Шмелиха-матка стареет, так что на будущее требуются силы помоложе. Поэтому дочери начинают особенно тщательно заботиться о некоторых яйцах, из которых вылупятся новые матки. Но их, конечно, должен оплодотворить самец.
До тех пор все яйца оплодотворялись спермой, которую шмелиха-царица сохранила после прошлогоднего спаривания. С одной хромосомой от трутня получаются самки, без нее – самцы. И теперь матка начинает откладывать неоплодотворенные яйца с одной хромосомой.
Сразу же заметно, что шмели, которые рождаются из них, другие. Их мордочки как бы опушены бородкой и бакенбардами, и чего они хотят, тоже сразу ясно. За пределами жилища они окружают себя соблазнительными запахами, в особенности запахом цветов липы, который несколько пьянит шмелей. Облетая кусты и деревья, они всюду оставляют свой аромат.
Новорожденные матки, разумеется, быстро клюют на похотливых самцов. Во время спаривания они с чисто шмелиной предусмотрительностью следят, как бы не уколоть партнера жалом, а когда их сцепленные тела опускаются к земле, будущие царицы уже полны новой жизни. Чтобы у этой жизни был шанс, им самим необходимо перед зимовкой накопить сил, поэтому матки никогда не возвращаются в жилище к своим сестрам.
Между тем жизнь тоже исподволь меняется. Цветы дают всё меньше нектара, и отношения между дочерьми и шмелихой-маткой всё больше портятся. Заметив, что матка откладывает неоплодотворенные яйца, дочери начинают делать то же самое, потому что на всё семейство действуют гормоны. Но добрую шмелиху-матку злит, что ее дочери откладывают яйца, – может, потому, что это не вяжется со шмелиным обществом, или потому, что генетически она ближе к сыновьям, чем к дочерям. Так или иначе, она кусает своих откладывающих яйца дочерей и поедает их яйца. То, что это ее внуки, роли не играет. Дочери в ответ жалят матку и поедают ее яйца, из которых должны появиться самцы. Им тоже наплевать, что это их братья.
Дело тут в биологических моделях поведения, однако конец печален. Всё более слабая и худая шмелиха-матка пытается подавить мятеж, но уже слишком поздно. Как в классической трагедии, дочери в итоге убивают ее и пожирают или оставляют умирать с голоду в разрушающемся жилище.
В живых остаются только оплодотворенные молодые матки, уже покинувшие гнездо. Конечно, большинство из них тоже умрет с голоду или будет съедено, если не заплесневеет в каком-нибудь сыром зимовище. Однако некоторые всё же проснутся с появлением первых вешних цветов.
Да, каких только драм не случается в семье… Однако пчелы-одиночки в дверной коробке этого избежали. У них вообще меньше поводов конфликтовать, ведь их детва будет справляться с трудностями самостоятельно. Поскольку им не нужно защищать ни новое поколение, ни какое-либо общее жилище, у них не развилось и социальное поведение.
Тем не менее пчелы-одиночки, как и шмели, фактически лучшие опылители, чем медоносные пчелы, а поскольку надеются только на себя, бывают весьма хитроумны. Например, однажды видели, как пчела-одиночка сама выбросила гвоздь из своего будущего жилища. Сообща пчелы-одиночки способны справляться и с трудными заданиями. В колонии же с разделением труда их репертуар как бы сокращается, примерно как когда ремесленники становятся фабричными работниками.
У пчел жизнь тоже может развиваться по-разному, ведь одинокая жизнь и семейная имеют разные преимущества. Но одинокая преобладает. Среди трехсот с лишним видов шведских пчел большинство одиночки, за исключением медоносной пчелы и четырех десятков видов шмелей. Да и шмелиное общество начинается с одинокой матки, хотя затем в гнезде остаются ее дочери. Почему же они так поступают? Почему не образуют собственные маленькие семьи или не выбирают самостоятельную жизнь, как пчелы-одиночки?
Бездетность шмелиных дочерей не столь уж удивительна, ведь большинство животных умирает, не оставив потомства. Нет, важно другое: помощницы-дочери могут служить основой сообщества. Они показывают, что жизнь не обязательно управляется сверху. У пчел она, напротив, базируется на скромном сестричестве, которое, пожалуй, и впрямь похоже на любовь.
Сотрудничество наиболее отчетливо выражено у медоносных пчел. Аристотель считал его образцом, хотя и не разглядел в нем матриархат – ведь пчелы вооружены жалом. Только в XVII веке благодаря появлению микроскопа выяснилось, что пчелиный царь вообще-то царица, а праздные трутни – самцы. И все-таки царица не правила, а раз так, то что же создавало порядок, который объединял всех в органичное сообщество? Число особей или что-то иное, более загадочное?
Удивительным образом улей объединяет два совершенно разных мира. Один построен на общности. Прикасаясь к царице, все пчелы получают вещества, стимулирующие инстинкты заботливости и строительства. Их тела попросту приспосабливаются к различным потребностям улья. Самые младшие опекают сестер на стадии личинки, поэтому они выделяют богатый протеинами секрет, которым кормят личинок. Их следующая рабочая задача – готовить нектар, принесенный другими пчелами, и тогда их тела вырабатывают энзим, необходимый для этого процесса. Еще через несколько недель они вылетят за пищей, и с этой целью вырабатываются гормоны, которые разовьют из них рабочих пчел. То есть в их телах уже имеется всё, что требуется для помощи тысячам их сестер. Вся структура улья подчинена общности.
