Шесть дверей страха - [20]

Он, видимо, задремал на какой-то миг, а может, спал долго – в этой черной дыре время как будто перестало существовать. Наглые твари с отвратительным визгом носились над водой, словно чайки перед бурей. Особенно смелые пролетали почти перед самым лицом, явно собираясь на следующем витке вцепиться в киммерийца голодными зубами.

Гвалт становился все громче, и вскоре туча беспорядочно летающих тварей закрыла от глаз Конана голубое сияние озера.

Он ждал этого момента с самого начала, а когда увидел чудовищные гроздья в алом свете распустившегося цветка, понял, что этого испытания ему не избежать. Но варвар не собирался оставлять в этой пещере свои кости и, проворно вскочив на ноги, с удивлением почувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Голод отступил, мысли были ясные, рука, как всегда, крепко сжимала меч.

От первого же взмаха блеснувшего стального лезвия во все стороны полетели ошметки разрубленных тел.

Меч со свистом рассекал мельтешащую стаю, а с потолка летели все новые и новые полчища визжащих чудовищ. Вскоре все камни под его ногами покрылись крошевом изрубленных дергающихся тел, меч без устали свистел в воздухе, останавливая бешеный натиск, и Конану уже стало казаться, что эта бойня никогда не кончится, уж слишком многочисленны были мерзкие бестии…

Но вот мелькание хвостатых тел стало реже, снова засветились голубые воды неподвижного озера, и оставшиеся твари с воплями взмыли к потолку и опять сцепились в висящие гроздья. Снова все затихло, слышалось только шумное дыхание Конана и предсмертные взвизги подыхающих тварей.

Киммериец вытер меч, испачканный бурой кровью, куском плаща и с отвращением отбросил прочь грязный лоскут. Кровь маленьких чудовищ имела омерзительно кислый запах, от которого тошнота волной подкатывалась к горлу. Конан опять напился прохладной воды из подземного ручья и почувствовал освежающий прилив сил. Ему понравилось это неожиданное ощущение, он встал на колени и приник губами к быстрой струе. Даже вино, прекрасное вино из дворцовых подвалов, не пилось с таким наслаждением, как эта вода, неизвестно откуда просочившаяся в пещеру и питавшая колдовское озеро.

Поднимаясь с колен, Конан мельком взглянул на ноги, ожидая увидеть синие кровоподтеки и многочисленные раны.

– Кром! Ну и дела! – невольно вырвалось у него.

Даже при этом тусклом голубоватом свете было видно, что никаких ран на ногах нет и в помине. Сандалии, правда, местами уже начали рваться, но их «раны» не заживали под действием подземной воды.

Когда Конан поднял глаза от сандалий, середина озера уже бурлила, как и в прошлый раз. Кругами бежали волны, бились в берег, и, прыгая с камня на камень, он поспешил к краю своего сооружения. Встал на последний торчащий из воды камень, с жадностью вглядываясь в бурлящие воды и ожидая появления черного цветка. Отсюда, с края своей плотины, он совсем близко видел кипение сияющих вод и огромную, темную массу, медленно поднимавшуюся из глубины.

Голубые сполохи сияли, змеились вокруг бутона, а он неспешно выплывал из таинственного подводного мира, чтобы раскрыться здесь, в этой темной дыре, и озарить алыми лучами мерзких притихших тварей, стерегущих его покой. Может быть, столетия, а может, и тысячи лет поднимается цветок из глубин, не ведая о времени и свете солнца, но теперь или он, Конан, погибнет, или пещера уже никогда не будет сиять алыми отблесками и зубастым чудовищам придется до скончания века висеть в призрачной темноте.

Сняв шлем, чтобы не ослепнуть от невыносимо яркого света, Конан заглядывал в самую сердцевину цветка. Его лепестки, поначалу казавшиеся ему черными, сейчас играли причудливым переплетением золотистых прожилок, а в центре, как в широкой чаше, лежал небольшой, трепещущий, как сердце, комок, то горевший ровным густым светом, то вспыхивавший, подобно молнии, огненно-красными сполохами.

Вспышки ослепительного света становились все реже, сердцевина цветка спокойно рдела, уже не освещая так ярко все закоулки пещеры. Лепестки, дрогнув, стали смыкаться, и цветок опять медленно погрузился в воду.

Чувствуя дрожь в руках от жгучего желания схватить этот комок света и ощущая ледяное покалывание колдовского ошейника, Конан вернулся на берег, чтобы продолжать свою работу.

Надо было перетаскать еще много камней, пока плотина достигнет середины озера и он сможет дотянуться до заветной цели.

Он собирал камни и складывал в кучу около плотины, намереваясь потом быстро уложить в воду. Краем глаза киммериец все время поглядывал наверх, ожидая нападения прожорливых чудовищ, но они шуршали и копошились над головой, резко попискивая и не пытаясь больше напасть.

Осторожно опуская в воду камень за камнем, и, раз за разом, промеряя глубину, Конан постепенно наращивал свою плотину. Дно оказалось довольно ровным, а глубина почти одинаковой. Но, опуская камни в сияющую голубую воду, Конан видел колыхавшиеся белесые клубки червей, поджидавших в глубине следующую жертву.

Когда король, как ему казалось, был почти у цели и в очередной раз опустил руку с мечом вниз, чтобы померить дно, она, не встречая сопротивления, резко ушла под воду, и пришлось уцепиться за камень, чтобы не соскользнуть в глубину. Все. Основная работа закончена. Он добрался до того места, из которого поднимается колдовской цветок. Осталось только ждать, вернее, не совсем ждать – ему предстояло еще заполнить зияющие провалы между валунами. Взглянув в синюю глубину, он, перепрыгивая с камня на камень, вернулся на берег и стал носить к плотине мелкие камни. Как же пригодился прочный двухслойный дорожный плащ! Он насыпал в него груды камней и нес их вперед по плотине. Там тщательно заделывал все ямы и провалы, чтобы нога не соскользнула, когда придется убегать с добычей.