В этот день смутная тревога с самого утра не покидала Конана, могущественного короля Аквилонии. Тщетно он искал ее причины – и не находил. После славных побед над врагами жизнь в королевстве, которым он правил мудро и строго, текла мирно и спокойно, не давая оснований для тревоги. Но что-то все-таки томило и мучило его весь день. Под вечер, покончив с государственными делами, киммериец направился в покои королевы Зенобии, надеясь рядом с ней избавиться от душевной тяжести. Он стремительно шел по коридорам дворца, не обращая внимания на почтительно склонявшихся слуг. Черные волосы непокорной гривой рассыпались по плечам, синие глаза мрачно глядели из-под насупленных бровей. Но, услышав за дверью, ведущей в покои Зенобии, знакомый смех, он невольно улыбнулся, и нахмуренный лоб разгладился. Так, с улыбкой, он и вошел к королеве, сначала не заметившей его появления. Она со своими приближенными дамами стояла у окна и кормила ручных голубей, живущих высоко под крышами дворцовых башен. Голуби, напуганные появлением черноволосого гиганта, с шумом вспорхнули с подоконника, и Зенобия обернулась, уже угадав, кто стоит у нее за спиной. Она взглянула возлюбленному в глаза, и от нее не укрылась тревога, томившая царственного супруга.
Мановением руки, отпустив дам, она спросила:
– Что-нибудь случилось, милый? Ты улыбаешься, но на душе у тебя тревожно, я же вижу!
– Я и сам не знаю, что меня беспокоит. В королевстве все спокойно, гонцы не принесли никаких тревожных вестей. А все-таки что-то не так… Ты ничего не чувствуешь?
– Нет, милый, ничего. Только мне сегодня все время хочется спать. Я велела дамам петь, мы даже потанцевали немного, потом кормили голубей…
Конан только сейчас заметил, какая она бледная, какие у нее усталые глаза.
– Я сам отнесу тебя в опочивальню, а завтра ты проснешься свежая, как цветок, и веселая, как птичка, – сказал он и легко, как ребенка, подхватил ее на руки.
В опочивальне он велел служанкам поторопиться, помогая госпоже переодеться на ночь, поцеловал ее, совсем засыпающую, и тихо ушел к себе.
Сон затягивал Зенобию, как омут, кружил в черных вязких водоворотах, опутывал руки и ноги клубками трепещущих нитей, глушил судорожно рвущийся из горла крик. Она уже целую вечность пыталась вырваться из этого кошмара, крошечным ясным кусочком сознания понимая, что это сон. И в то же время это была явь, страшная, завораживающая, колдовская, где чья-то темная воля играла ею, как буря играет сухим листком.
Перед ее широко раскрытыми от ужаса глазами мелькали смутные тени, то принимавшие какие-то очертания, то вновь разлетающиеся бесформенными яркими пятнами, сплетениями разноцветных полос, россыпями сверкающих во тьме точек. Разум ее изнемогал в этой бессмысленной борьбе с непостижимым. Казалось, еще немного – и она сама распадется на искры и полосы, а потом и совсем растает во мраке. И тогда она почувствовала, что тьма пристально смотрит в глаза невидимым оком и шепчет голосом, звучащим прямо у нее в мозгу:
– Рагон Сатх… Рагон Сатх… Рагон Сатх…
Она опять забилась, пытаясь избавиться от муки, но горло вдруг сжал острый железный обруч, и все утонуло в ее собственном крике и багровом сиянии…
Потом наступила тишина. Сероватый полумрак мягко покачивался перед глазами, где-то вдалеке смутно слышались тихие шорохи, которые, приближаясь, становились все громче. Она пыталась понять хоть слово, и в этот момент пелена прорвалась, и свет хлынул в ее раскрывшиеся глаза. Голоса на мгновение смолкли и тут же зазвучали вновь.
– Она очнулась! Королева открыла глаза! – радостно защебетал юный голосок.
– Растирай руки, Имма, не останавливайся! – властно приказал суровый мужской голос, и она увидела склонившееся над ней смутно знакомое лицо.
Когда-то давно, целую вечность назад, она его знала… Кто это? Ее губы шевельнулись, спрашивая. Человек понял, наклонился и негромко сказал:
– Это я, Дамунк, о, королева! Лекарь Дамунк! Еще немного, и тебе станет лучше! – С этими словами он поднес к ее лицу флакон с ароматическим снадобьем.
Резкий запах сразу прогнал туман, окутавший сознание. Краски, звуки, воспоминания потоком хлынули на нее, и только что мучивший ее кошмар вдруг отодвинулся куда-то далеко, уступив место знакомой жизни.
Вконец обессиленная, королева Зенобия лежала, разметавшись на ложе. Казалось, она всю ночь оборонялась от десятка врагов – даже тяжелый полог был сдернут и бесформенной кучей валялся на полу. Ночное одеяние тоже было изорвано в клочья – так страшно билась и металась королева в плену своего сна.
Встревоженные служанки испуганной стайкой жались в стороне – они почти всю ночь пытались разбудить королеву, но кошмар не выпускал ее из своих цепких объятий. И лишь когда из своих покоев прибежал встревоженный король Конан, он, силой своих могучих рук, смог удержать прекрасную Зенобию, бившуюся и стонавшую в тягостном сне.
Только утром, когда взошло солнце, придворный лекарь Дамунк и его маленькая проворная помощница смогли разбудить королеву. Конан удерживал ее трепещущее тело, а ласковые сильные руки Иммы крепко натирали ладони и маленькие ступни Зенобии целебными мазями. Лекарь то и дело подносил к ее ноздрям флакон с ароматическим зельем, и, когда, наконец, она с трудом приоткрыла глаза, затуманенным взором глядя куда-то вверх, он склонил над ней седую голову, пытаясь поймать ее взгляд и вызволить из кошмара.
