Шерлок Холмс и страшная комната. Неизвестная рукопись доктора Ватсона - [65]

— Это был не лорд Фатрифорт?

— Не лорд.

— И не дух его?

— Нет. Не дух. Оставьте, прошу, ваши спиритические фантазии, Ватсон.

— Ничего не понимаю…

— А вот помните, учитель говорил про дурманящий запах и процессию в черных балахонах? Все это ему ни приснилось, ни примерещилось, все это было реальностью. Просто в ту ночь лорда Фатрифорта погребали в его фамильном склепе и ритуал совершался самыми близкими его друзьями в строгом соответствии с желанием покойного и втайне от непосвященных.

— И вы, Холмс, об этом знали? Знали и ничего мне не сказали?

— Ну, знать я, положим, не мог, но мог догадываться, поскольку это было единственно возможным объяснением происходящего. Но окончательно пелена спала с моих глаз, когда я вспомнил про шрам в виде двух когтей. Тогда догадки мои превратились в убеждение, что камердинер лорда — не кто другой, как Билл Читатель! К сожалению, о следах на четвертом этаже, об этом ключевом моменте я узнал с большим опозданием, потому что не удосужился сразу вас выслушать. Но, наконец, сопоставив все добытые факты с данными картотеки, я понял, кто есть кто. Вот тогда-то и начался наш марафон. И это поистине самый забавный момент во всей моей практике! Потому я с порога и заявил камердинеру, что знаю и про него, и про лорда Фатрифорта, и про Бен Глаза. Но давайте все же дочитаем до конца, Ватсон.

Я устало кивнул, не в силах справиться с неожиданным потрясением. Холмс отыскал место, на котором мы прервались, и продолжил чтение своим чуть хрипловатым, но на редкость выразительным голосом:

— «Не знаю, когда и как лорду Фатрифорту впервые стало известно о его наследственном недуге. Но заболевание это неоднократно и подробно описывалось в "Хрониках", которые он часто и с охотой перечитывал. Я сам натыкался на эти описания, разбирая по его просьбе архив. Это весьма редкая болезнь. Выражается она в тяжелых приступах нервного свойства, сопровождаемых временной потерей памяти, тяжелыми галлюцинациями и беспричинным страхом. Потому не удивительно, что мнительность, развившаяся в результате болезни, и всегдашнее беспокойство за будущность внука стали причиной одной навязчивой идеи, которая и положила начало небывалой мистификации. Лорд давно приметил, что между нами с ним много сходных черт, и на этом основании детально разработал свой план. Судя по всему, родовой их недуг принимал очень странные формы. План — мягко говоря, фантастический и согласно этому плану… Я ДОЛЖЕН БЫЛ ПРЕВРАТИТЬСЯ В НЕГО!!! Я, Уильям Нортинг, в него — лорда Фредерика Фатрифорта. Но при всей своей фантастичности идея эта имела вполне разумные основания и подкреплялась весьма убедительными доводами, потому я не счел возможным отмахнуться от нее, как от безответственной прихоти душевно больного. Да, признаться, она и захватила меня быстро, как захватила самого лорда. Тогда-то для осуществления задуманного он и велел мне поселиться рядом с его апартаментами. К этому времени приступы повторялись все чаще и лорд уже не решался лишний раз выходить на люди, опасаясь не столько самого внезапного припадка, сколько предварявшего его выматывающего ужаса и видений. Моменты эти требовали неусыпного внимания и весьма радикальных действий с моей стороны. И вот, после одного очень продолжительного затворничества, в соответствии со своим планом, лорд вознамерился посылать меня вместо себя гулять по парку в своем причудливом костюме. Кроме того, поставил мне в обязанность раз в месяц устраивать аудиенцию Фредди и учителю. Всегдашний его наряд: коричневый камзол, парик, зеленые очки и перчатки — должен был обеспечивать успех этой мистификации. А чтобы никто и никогда не заподозрил подмены, он заручился следующим. Однажды, в присутствии учителя, Фредди и всех слуг я должен был выслушать от него весьма строгую отповедь такого рода:

— Нортинг, я очень ценю вашу заботу, но все хорошо в меру, я устал от вашей всегдашней мелочной опеки и объявляю вам и всем здесь присутствующим, что вполне в состоянии без нее обходиться. Я не инвалид и не малое дитя, никто не должен ни сопровождать меня, ни предлагать мне каких бы то ни было услуг, пока я сам об этом не попрошу. Вы поняли меня, Нортинг?

— Да, милорд.

— Все меня поняли?

— Да, милорд.

— Да, милорд.

— Да, милорд, — отозвались в один голос и учитель, и миссис Вайс, и Фил, и Пит, и старая Мэгги Миллем, потому что изъяснялся лорд всегда предельно четко и кратко, а слушали его весьма внимательно.

— И тебя, озорник, это тоже касается, — обратился он к Фредди.

— Да, сэр, — отвечал мальчик как можно более чопорно и от напряжения даже побледнел.

— Отныне со всеми без исключения вопросами и просьбами обращайтесь к миссис Вайс, она передаст это мистеру Нортингу, а уж он — непосредственно мне. Уверен, что это новый порядок устроит всех.

Понятно, что цель этих мер была только та, чтобы в будущем никто ни под каким предлогом не приближался бы слишком близко к его двойнику и не распознал бы подмены. И вот жизнь наша пошла своим чередом, за тем лишь исключением, что больше из своих апартаментов лорд не выходил, а только его двойник… То есть я. Самое трудное было имитировать специфическую хромоту лорда, и я долго и тщательно ее отрабатывал. Однажды решившись на эту роль, я уже не испытывал никаких колебаний, потому что меньше всего считал это эксцентричной причудой. Во всем сочувствуя лорду, я давно уже привык на все смотреть его глазами. Тот порядок, годами выработанный и до мелочей соблюдаемый, не должен был порушиться со смертью хозяина! Порядок, основанный на внутренних принципах, а не на внешних только традициях и тесно связанный с усвоенными этим человеком понятиями долга и достоинства. Лорд боялся, что его драгоценный внук, последний Фатрифорт, слишком еще мал и неопытен, чтобы сознательно противостоять извращенным, вульгарным, но соблазнительным современным веяниям.