Шериф - [6]

— Город не пострадает, — Локвуд усмехается. — На это меня хватит.

— А вы?

— А я, скорей всего, даже не замечу, как всё случится. Не успею. Но орда после этого гарантированно распадётся. Та её часть, которая уцелеет после взрыва, конечно. Такого болевого шока их общее сознание не переживёт. Это же всего лишь орки.

— Будем надеяться, до этого не дойдёт, — говорю я. — Потому что, потеряв месячную выработку рудника, горожане забудут даже о том, что только это и спасло им жизнь.

— А какой привлекательный вариант, — бормочет Эл. — Жаль только, неосуществимый.

— Удачи вам, шериф, — говорит Локвуд. — . Полагаю, вам она понадобится вся, без остатка.

— Да, пожалуй, — соглашаюсь я.

Надеюсь, под шляпой не видно, как дрожит моё ухо. Шерифу не пристало казаться трусом, когда он отправляется на самую крупную перестрелку десятилетия.

— Эл, — говорю я. — Ещё одно. Тебе придётся отправиться в город с преподобным. Не думаю, что шахтёры согласятся доверить ему ведьмин камень без твоего авторитета. И потом — ты единственный, кто сможет организовать сопротивление, если я не справлюсь, и дело дойдёт до подрыва проклятой зелени.

— Твою мать, длинноухий! — говорит Эл. — Да чтоб тебя конь поимел!

— А придётся, — вздыхаю я. — Ты же всё понимаешь…

— Понимаю, — угрюмо соглашается гном и разворачивается, уводя за собой преподобного.

Честно говоря, я не знаю, что тяжелее. Остановить зеленокожих, или же объяснить шахтёрам, что ради своих жизней они должны расстаться со своими кошельками. Этой парочке предстоит тот ещё бой, и уже сейчас.

Нам, впрочем, ничуть не легче. Всё совсем как на древних свитках, которых в достатке осталось с прошлых эпох. Зелёный прилив, готовый захлестнуть немногих избранных, храбрые сердца, замершие в ожидании и прочая романтическая чушь. Почему никто ни в одной из этих летописей ни полслова не писал о том, как солнце печёт уши, а?

Бедные мои ушки. Сгорят. Как пить дать, сгорят. И подвиг этот останется совершенно незамеченным.

Орда приходит в движение. Над размалёванными во все цвета радуги всадниками дрожит зелёное марево. Настойка грибов на ведьмином камне. То, что позволяет ораве злобных и неутомимых кочевников стать единым организмом. Злобным и неутомимым. Движущимся прямиком в расставленную ловушку.

А затем всё идёт наперекосяк.

Оба холма, на которых мы разместили стрелков, оказываются под огнём. Орда, разделившись на три части, движется и на нас и на засады, так, словно знает, где они находятся.

Слышен захлёбывающийся треск гатлинга. Над ордой гремит боевой клич. Ужасающий полувой-полувизг, от которого кровь стынет в жилах. Любой Джонни-реб, доведись ему услышать подобное, обделался бы от страха. Хотя уж кто-кто, а конфедераты умели навести на врага страх боевым кличем.

Ловлю в прицел лицо несущегося на меня всадника и стреляю. Он падает. Повторить несколько сотен раз, и мы победили.

Первый приступ увязает в засеке. Беспорядочное нагромождение веток делает своё дело. Пока защитники засеки отходят, остальные прикрывают их огнём. Всё идёт почти так, как мы планировали… за одним единственным исключением. Обе наши засады отчаянно сражаются за свои жизни, вместо того, чтобы расстрелять увязшую в заграждениях Орду.

Зеленокожая масса прорывается через заграждения и несётся на нас. Частая пальба делает своё дело — орки слишком заняты, чтобы обратить внимание на то, где именно они бегут.

А зря. Дымные разрывы встают посреди зелёного прилива, обращая его вспять. Ящик лучшего динамита, который только можно найти, несколько фунтов двухдюймовых гвоздей скобяной лавки Смита и Смита на каждую связку шашек и сделанный Доком шнур скоростного горения творят настоящее чудо. Во всех направлениях со свистом разлетаются дымящиеся гвозди.

После разрывов становится почти тихо. Земля усеяна зелёными телами. Некоторые из них ещё шевелятся. Орда перегруппировывается. Я снимаю ещё двух или трёх неосторожных орков. Засада на западном холме молчит. На восточном внезапно просыпается гатлинг. Прерывистые очереди полосуют позиции Орды. Кто бы ни крутил ручку картечницы, надолго его не хватит. Выстрелы следуют с задержками, паузы между сменами патронных коробок всё дольше. Орки засыпают холм настоящим градом свинца. На нас они внимания почти не обращают, а зря — это стоит им ещё нескольких слишком азартных стрелков. Наконец гатлинг смолкает совсем. Некоторое время слышатся отдельные выстрелы из винчестера, но затем смолкают и они.

— Горячей денёк сегодня выдался, а, шериф? — Бадди перезаряжает свой карабин.

— Да, пожалуй, — Я смотрю, как орда вновь приходит в движение. Солнце печёт немилосердно. Бедные мои ушки. Не видать им сегодня покоя. Что ж, будем надеяться, что они только обгорят. Не хотелось бы мне, чтобы их ещё и подкоптили над костром на праздничной пирушке.

А всё идёт к этому. Орда перегруппировывается. Её коллективный разум, столкнувшись с организованным отпором, как я и надеялся, не выдерживает. Единая сущность распадается на несколько крупных независимых отрядов. Один остаётся позади, составленный преимущественно из пострадавших. Раненые, оглушённые, запуганные… про них можно забыть. Впрочем, есть и другие. Те, что движутся на нас… снова.