Шеридан - [98]
Гекка больно уязвлена и страдает. Еще одна такая любовная история, грозится она, и она уйдет от него. Но, к счастью, Шеридан уже исцелился от второй безумной страсти своей жизни — от пылкой влюбленности в миссис Кру. Чары Аморетты рассеялись. Темноволосая и черноглазая Аморетта все еще хороша собой, но она очень располнела, а над верхней губой у нее появился заметный пушок. Кроме того, былая вдохновительница Шеридана, которую он почитал за идеал, превратилась с годами в скучную, заурядную особу. По словам Гилберта Эллиота, она стала такой же, как все, ни рыба ни мясо. Больше всего на свете ей нравятся салонные беседы, всяческие споры и обсуждения. Из писаной красавицы получилась записная говорунья. Притом не поймешь, чего у этой любительницы остроумной мужской беседы больше — подлинного вкуса и искреннего интереса или же тщеславия и стремления восхищать собеседников. Она становится утомительной. Она рассказывает о себе и своих знакомых такие вещи, что слушатели немеют от изумления. Она жадно интересуется политическими новостями, выведывает все подробности: что и как, почему, а какого мнения тот-то и тот-то, во что это выльется и чем дело кончится? Ее мысли скачут с такой быстротой, что леди Даглас не может поспеть за ними, да и сама миссис Кру, кажется, тоже.
Восторженная поклонница Берка, чрезвычайно гордая своей дружбой с ним, миссис Кру превратилась (после раскола в стане вигов) в законченную аристократку по убеждениям, сохранив притом свою прежнюю симпатию к Фоксу и его политической линии. Берк витийствует перед ней об ужасах французской революции, и она повторяет его слова в разговоре с другими своими друзьями, с Греем, Шериданом и прочими. Тем, конечно, не составляет труда опровергнуть излагаемые ею аргументы Берка и заставить ее во многом согласиться с ними, так что при следующей же встрече с нею Берк с разочарованием обнаруживает, что все его красноречие не пошло впрок, и она оспаривает его теории. Это повторяется так часто, что Берк, потеряв всякое терпение, однажды замечает: «Наша приятельница миссис Кру совершенно невыносима. Она напоминает мне шхуну из «Тысячи и одной ночи». Я строю и оснащаю ее, накрепко сколачиваю каркас ее воззрений гвоздями и отправляю в плавание без единой течи, но стоит ей приблизиться к Горе [демократическая партия во французском Законодательном собрании], как та силой магнетизма притягивает все гвозди, вбитые мною в борта, и шхуна разваливается на куски».
Одна из эскапад Шеридана едва не оказалась фатальной. У него имелась привычка брать с собой в кофейню шкатулку с бумагами, которые он там просматривал. И вот в один прекрасный день он по ошибке берет вместо шкатулки с бумагами шкатулку с любовными письмами, gages d’amour[72], локонами и прочими трофеями, сохраняемыми из тщеславия. Подвыпив, он забывает шкатулку на столе, и она попадает в руки шантажисту, который хочет получить за ее содержимое сотню гиней либо с Шеридана, либо с заинтересованной дамы. Шеридан советуется со своим адвокатом и с юристом Друри-Лейна. Заручившись поддержкой полицейского чиновника, они с пистолетами в руках врываются в дом злоумышленника, завладевают сокровищем и предлагают хозяину подать на них в суд, если он только наберется смелости.
К своему сыну Тому Шеридан относится, скорее, как беззаботный старший брат. Он гордится смышленостью юноши, но не обеспечивает ему возможности систематически учиться и овладевать какой-нибудь профессией (профессия военного, которую одно время Том пытался освоить, в счет не идет). «У тебя, Том, — благодушно замечает отец, — достаточно талантов, чтобы каждый день тебя звали к обеду первые люди Лондона, а это немало; но на большее не рассчитывай, ибо дальше ты не пойдешь». Однако Том рассчитывает пройти в парламент. «По-моему, отец, — говорит он, — многие члены палаты, которых называют великими патриотами, на самом деле великие пустозвоны. Что касается меня, то, если меня изберут в парламент, я не стану связывать себя ни с какой партией, но начертаю у себя на лбу четкими буквами надпись: «Сдается внаем». «А под этой надписью, Том, — говорит ему отец, — подпиши: «Без мебели».
Шеридан постоянно тревожится о здоровье сына, панически боится какого-нибудь несчастного случая. Приехав как-то зимой в Уэнстед, он с большим беспокойством обнаруживает, что Том и ого гувернер Смит увлекаются коньками и намерены продолжать кататься, пока держатся холода. Смит успокаивает разволновавшегося отца и, как ему кажется, убеждает его в безобидности этой забавы. В одиннадцать вечера Шеридан велит заложить карету, так как, по его словам, он еще должен попасть в Друри-Лейн, а это добрых девять миль езды. Проводив хозяина дома, Смит с победным чувством поднимается по лестнице, как вдруг у ворот раздается нетерпеливый звонок. И первое, что видит Смит, подойдя к воротам, это, конечно, прекрасные глаза Шеридана, «сверкающие за решеткой ворот ярче, чем фонари кареты».
