Шеридан - [30]

«А я никогда не обнажу шпаги против человека, который даровал мне жизнь», — заявляет Мэтьюз, но продолжает протестовать против унижения, которому его подвергли, переломив его шпагу. Юарт предлагает ему пистолеты, и Мэтьюз вступает в пререкания с ним: «Если станет известно, что мою шпагу сломали, я нигде носа показать не смогу. Такого никогда еще не бывало. Это отменяет все обязательства...» и т. д. и т. п.

Наконец стороны договариваются вовсе не упоминать о дуэли. С этим вопросом покончено. Теперь Шеридан спрашивает, не кажется ли Мэтьюзу, что он должен дать ему, Шеридану, еще одну сатисфакцию. Поскольку Мэтьюзу не придется компрометировать себя, он полагает, что Мэтьюз не замедлит дать ее. Мэтьюз отказывается, выдвигает условия. Шеридан настаивает: он не уйдет отсюда, пока дело не будет улажено. После долгих препирательств и с большой неохотой Мэтьюз пишет извинительное письмо для опубликования в «Бат кроникл»: «Придя к убеждению, что порочащие выражения, в которых я отозвался о г-не Шеридане, были продиктованы гневом и превратными представлениями, я отказываюсь от моих порочащих высказываний о нем и покорнейше прошу у него прощения за мое объявление».

Впрочем, впоследствии Мэтьюз утверждал, что он никогда не молил Шеридана о пощаде, что Шеридан сломал его шпагу без всякого предупреждения и что извинительное письмо он написал исключительно из великодушия, так как Шеридан отказался от своих требований.

Во вторник днем оба брата, усталые после своей лондонской эскапады, явились в дом на Кингсмид-стрит в Бате. Шеридан с гордостью демонстрирует своим сестрам извинительное письмо и сразу же отсылает его в типографию.

В Бате только и разговоров, что о поединке. Газеты смакуют эту сенсационную новость, безбожно извращая истину. Согласно их сообщениям, дуэль произошла на два дня раньше, чем на самом деле. Шеридан пронзен шпагой. Мэтьюз и Найт бежали во Францию. «Бат кроникл» незамедлительно опровергает эти слухи. Победитель вызывает всеобщее восхищение. А когда Мэтьюз останавливается в Бате по дороге в Уэлс, его обливают презрением и всячески избегают.

В самый разгар всей этой сумятицы возвращается отец-латинист. Если ему очень не понравилась история с побегом, то дуэль — это уж черт знает что! Но Чарлзу удается убедить его, что все действия Дика носили характер благородного донкихотства и что лондонский эпизод являлся абсолютной необходимостью. Теперь же фамильная честь восстановлена. Но Шеридана-родителя неизменно выводят из себя две вещи. Во-первых, расходы: защита фамильной чести, оказывается, требует немалых денег, и ему присылают многочисленные счета, причем не только за кареты и оружие. Во-вторых, любовная история этого вертопраха с мисс Линли. И вот «зеленая комната» театра начинает искать повода для ссоры с оркестром. Старый Шеридан считает, что он занимает более высокое общественное положение, чем какой-то музыкант. Ведь еще в своем «Плане образования», опубликованном в 1769 году, он отмечал, что увлечение музыкой «зачастую побуждает порядочных людей вращаться в таком обществе, от которого они, не будь этого увлечения, держались бы подальше». В соответствии с этим он пытается прекратить знакомство с семейством Линли и запрещает Дику видеться с мисс Элизабет Линли. Но влюбленные часто встречаются и переписываются — тайком от окружающих.

Картина третья. Грот в тени ивы за лужайкой в глубине общественного сада; к нему ведут извилистые тропинки. Поросшие мхом сиденья; имена, вырезанные на коре деревьев. В гроте Сильвио (Дик) и Лаура (Элизабет). Лаура в слезах.

Сильвио(поет).

Утри свои слезки, о радость моя,

Прерывисто так не вздыхай,

До гроба любить буду верно тебя,

Порукой тому — этот май.

Не томись, не вздыхай, слезы с щечек утри,

Все тревоги прогнав, мне в глаза посмотри

И слезки свои утри.

Ты молишь: «Как долго, скажи, не тая,

Меня ты захочешь любить?»

Откуда ж мне знать, о Лаура моя,

Как долго осталось мне жить?

Утри свои слезки, не плачь, не вздыхай,

До гроба люблю тебя, ты это знай!

Не плачь, не грусти, не вздыхай.

Волнением мысли Лауры полны:

«А что если Сильвио дни сочтены

И кто на меня надышаться не мог,

Испустит последний свой вздох?»

Слезки утри, не плачь, не вздыхай,

Мы не покинем земной наш рай,

Не плачь, не томись, не вздыхай.

Лаура (поет).

Мой милый Сильвио, мне жаль

Гнать прочь ту сладкую печаль,

Что передаст верней всех слов

Трепещущего сердца зов.

Мой вздох — это ветер, а слезы — волна,

К берегу счастья прибьет нас она.

Сильвио.

Не томись, не вздыхай, слезы с щечек утри,

Все тревоги прогнав, мне в глаза посмотри

И слезки свои утри.

Лаура.

Возможно ли любить, не ведая тревог?

Ничто блаженство без счастливых слез!

Насытиться любовью разве кто бы смог?

Словам не передать восторга грез!

Мой вздох — это ветер, а слезы — волна,

К берегу счастья прибьет нас она.

Сильвио.

Утри свои слезки, не плачь, не вздыхай,

До гроба люблю тебя, ты это знай!

Не плачь, не грусти, не вздыхай!

Лаура.

Так горлица стонет в лесу меж ветвей,

Чтоб другу поведать о страсти своей,

Вздыхает Зефир так средь майских садов,

Флору пленяя, царицу цветов.

Мой вздох — это ветер, а слезы — волна,