Шепот ужаса - [28]
Две недели мы бродили среди храмов. Казалось, Пьер знал о них все, он рассказывал мне, какой махараджа построил тот или иной храм. Я поражалась тому, что я, камбоджийка, так невежественна, а этот иностранец знает столько всего. Я спросила Пьера: может, он жил в Камбодже в прошлой жизни? Пьер ответил, что читал книги по истории Камбоджи, и если я выучу французский как следует, сама смогу их прочесть. Но при этом бросил на меня насмешливый взгляд. Пьер был уверен, что я никогда не выучу французский настолько, чтобы читать такие книги.
В Камбодже запросто можно увидеть на одном мотоцикле трех человек, так что Пьер нанял человека повозить нас. Иногда нам приходилось слезать с мотоцикла и толкать его через рытвины и колдобины на дороге, проложенной в густом лесу. Мы доехали до Бантей Сей, небольшого храма из красного камня, расположившегося в лесной чаще на расстоянии двенадцати миль. На обратном пути я погрузилась в воспоминания и давно забытые ощущения. Мне было так хорошо и спокойно, что я готова была остаться в лесу навсегда, наслаждаясь перекличкой птиц, прохладой, ароматами свежести и, главное, состоянием полной умиротворенности…
Пьер решил, что в Пномпень нам лучше вернуться самолетом. Я никогда раньше не летала, так что идея его не пришлась мне по душе — я так и не смогла понять, что же заставляет самолет держаться в воздухе. Всю ночь я переживала, думая о предстоящем перелете. К тому времени, как мы приехали в аэропорт, я вся извелась; когда же увидела самолет вблизи, он показался мне какой-то металлической птицей, консервной банкой, игрушкой. Пьеру пришлось силой усадить меня в кресло и пристегнуть ремень: я же при этом почувствовала себя заключенной в тюрьме. Сразу вспомнился бордель, где нас связывали. Во время взлета и посадки я очень волновалась и к концу путешествия позеленела от страха и тошноты. Едва на ногах держалась.
Когда мы вернулись в Пномпень, меня навестила Кун Тхеа. Я глазам своим не поверила, до того она изменилась. А ведь прежде убеждала меня, что все у нее хорошо, что она счастлива. Оказалось, муж завел себе любовницу, а Кун Тхеа поколачивал, да еще и обозвал при детях шлюхой. Дошло до того, что Кун Тхеа уже и жить не хотела. Меня она попросила присмотреть за детьми, если с ней самой что-либо случится. Я пыталась отвлечь ее от подобных мыслей, однако спустя три дня услышала, что Кун Тхеа отравила себя таблетками.
Хотела бы я знать, возможно ли навсегда избавиться от прошлого? Или же вечно придется вспоминать, как обошлись с тобой и что сделал ты сам?
Где-то в феврале 1993 года — наше заведение к тому времени работало уже больше года — Пьер вынужден был признать, что наш бизнес потерпел крах. Ни он, ни я никогда не имели собственного дела, думаю, поэтому мы не особо преуспели. К тому же будущее внушало Пьеру тревогу. На май были назначены выборы, организованные ООН. Пьер считал, что невозможно предсказать дальнейшее развитие политических событий: была реальная угроза того, что в любой момент могут вспыхнуть беспорядки, а то и война. Нас ничего особенно не удерживало в Камбодже, и мы решили поискать удачи во Франции.
Я не была готова к таким значительным переменам, но в то же время хотела увидеть все то. о чем мне рассказывал Пьер. Он говорил, что мир гораздо больше, чем я себе представляю. Я уже усвоила основы французского и думала, что особых трудностей с языком у меня не возникнет. К тому же, проведя некоторое время во Франции, я могла вернуться и работать переводчиком или кем-ни- будь еще. В осуществлении наших планов было только одно препятствие: я могла получить и паспорт, и визу, но только став женой Пьера.
Вот как мы решились на свадьбу — ради моей визы. Я совсем не хотела выходить замуж, ничто в замужестве меня не привлекало. Оно для меня было оковами, тюрьмой. В Камбодже ведь как — едва только выходишь замуж, сразу же становишься собственностью мужа.
Итак, Пьер продал ресторан, после чего отправился во французское консульство за бумагами для оформления брака и анкетой, заполнив которую, я могла бы получить визу. Везде требовалось указать дату моего рождения, которой я, разумеется, не знала. Я сказала Пьеру, что родилась в 1970-м, и он написал: «1 апреля», сказав, что в этот день все шутят. Я разозлилась, зачеркнула«1 апреля» и написала «2 апреля» — назло Пьеру. То же самое произошло, когда мы выбирали дату нашего бракосочетания. Пьер написал «8 мая» — в этот день французы отмечают праздник, к тому же это дата первого, недолго продлившегося брака Пьера на француженке, — что меня тоже разозлило. Я перечеркнула «8 мая» и вписала«10 мая».
В графе «имя» написала «Сомали Мам». Это самое верное мое имя — «ожерелье из цветов, потерянное в девственном лесу», да и Пьер называл меня Сомали. Давно уже я не слышала имени Айя или простецкого кхмао. В качестве фамилии я выбрала себе фамилию приемного отца, которую с гордостью ношу.
Расписываться мы пошли во французское посольство. В то время оно находилось в старом колониального стиля здании с красной крышей, окруженном хлебными деревьями. Здание выглядело величественно, однако для меня замужество было всего лишь ступенькой к получению визы. Я не надела свое лучшее платье, не позвала гостей. В посольстве я отвечала на вопросы и говорила так, как научил меня Пьер. Потом мы подписали бумаги; в основном все сделал Пьер.
Книга современного итальянского писателя Роберто Котронео (род. в 1961 г.) «Presto con fuoco» вышла в свет в 1995 г. и по праву была признана в Италии бестселлером года. За занимательным сюжетом с почти детективными ситуациями, за интересными и выразительными характеристиками действующих лиц, среди которых Фридерик Шопен, Жорж Санд, Эжен Делакруа, Артур Рубинштейн, Глен Гульд, встает тема непростых взаимоотношений художника с миром и великого одиночества гения.
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Детство — самое удивительное и яркое время. Время бесстрашных поступков. Время веселых друзей и увлекательных игр. У каждого это время свое, но у всех оно одинаково прекрасно.