Шёлковые тени Паутины - [39]

Из припаркованной возле моего забора иномарки вышел Сергей. Моё сердце затрепетало от нечаянной радости. Встретив меня у калитки, он подошёл так близко, что наклони я голову, упёрлась бы в его могучую грудь. Сергей был высок и в меру накачан. В дополнение ко всему он обладал изумрудно-зелёными глазами и имел густые красиво стриженные каштановые с рыжим отливом волосы. А аромат его одеколона, смешанный с ароматом тела здорового человека делал его таким… родным. А ведь я зареклась больше никаких романов. Но Сергей… мой тип мужчины. Если он ещё и …

– Ты кто по гороскопу?

– Рак… У меня сегодня день рождения.

Я пропала… Именно раки срывают мне «крышу».

– Почему ты не отмечаешь? Все ваши у Кирюхи.

– Я знаю. Я приехал отметить мой день с тобой… Ты… не против?

Голос Сергея переходил на шёпот, его тон говорил больше тысяч ненужных слов. Мои ладони, оказавшись в его тёплых руках, моментально вспотели от пробежавших по коже мурашек, дыхание перехватило, а в солнечном сплетении медленно собирался шевелящийся клубок зарождающихся ощущений… Я подняла голову… Сергей, несколько секунд смотрел мне в глаза, а потом нежно, как будто спрашивая разрешения, притянул меня к себе и…коснулся моих губ… Если бы я не держалась за его шею, бабочки, счастливо встрепенувшиеся в моём животе, унесли бы меня в небо.

По всем законам жанра, Сергей должен был поцеловать меня спящую, написать записку, что он обязательно вернётся, положить на подушку ромашку и уйти, захлопнув дверь… По крайней мере, именно этого я ожидала, когда лежала без сна на плече утомлённого Сергея. Но произошло всё наоборот… Нет, я не положила ромашку, и не оставила записку и не слиняла на Сантерию. Но мне очень хотелось. Честно. Я боялась начинать новые отношения, и в то утро я была искренне уверена, что было бы лучше проснуться с ромашкой. Но я проснулась с Сергеем. А Сергей проснулся со мной.

Плохо спав ночь, я не спешила вставать с постели, боясь разбудить красивого мужчину, который так крепко обнимал меня во сне, будто боялся потерять. Просыпаясь от малейшего движения, он тут же сгребал меня в охапку и снова засыпал, согревая поцелуями доступные части моего, заключённого в его нежно-стальные объятия, тела.

Рабочий день в бюро уже давно начался, когда Сергей только соизволил открыть глаза. Мужчина, зарывая крепкую пятерню в мои кудряшки, и неторопливо, с нежной страстью целовал меня, пока едва успокоившиеся бабочки снова разноцветными вспышками крыльев не расщекотали живот, разгоняя кровь и возбуждая горячую волну желания. Сергей никуда не спешил, уверенно подчиняя своей власти, и не давая ни единой клеточке моего тела обидеться на отсутствие ласки.

Лишь к полудню мы остудили чувственный жар прохладным душем. Сергею нужно было встретиться с Кириллом, а мне навестить Пелагею и покормить её кошачье семейство. Мужчина, плутовато улыбаясь и целуя кончики моих зажатых между его тёплых ладоней, пальцев, отказался от завтрака, глядя в глаза с непогасшим желанием, и обещал, что прибережёт аппетит до вечера. Еле найдя в себе силы расстаться на несколько часов, Сергей… мой любимый Серёжа… мой славный родной Серёженька… снова целовал меня, прощаясь, у калитки, обжигая горячим вихрем, поднятым хрупкими крыльями беспокойных бабочек… Наконец, иномарка цвета мокрого асфальта, громко посигналив, скрылась с глаз.

Я вернулась в спальню, где смятая постель ещё хранила аромат любви, оделась и вышла из дома, неся в рюкзаке паука. Пройдя мимо дома старушки, я пару раз «ухнула», прополов огород и накормив мяукающее подкрылечье. Купив фруктов, конфет и пряников, я отправилась в районную больницу. Можно было попросить Сергея подвезти меня туда – это как раз по пути в город, но мне не хотелось в романтику первого дня вмешивать больничный быт.

Всю дорогу, трясясь по грунтовке и подпрыгивая на ухабах в стареньком пазике, я вспоминала чувственную ночь и предвкушала предстоящий вечер с обещанными таинственными приключениями. Наконец, я добралась до палаты старушки. Она, полусидя на приподнятой кровати, причитала:

– Вот дура-то народилась, а! Безмозглая курица, опять вляпалась! Ну што я могу сделать-то, ляжу тут поломанная, куды я в энту дурацкую Турцию поеду? Ой, бяда, бяда, Танька моя за зря пропадёт! Дура окаянная!

У меня прошёл мороз по коже. Что случилось с этой не вышедшей из тинейджерского развития, эгоистки, которая, как оказалось, ещё старше меня?

– Пелагея, Максимовна, что на этот раз произошло?

– Ой, бяда, дочка, бяда! Дура моя, курица безмозговая, пачпорт потеряла, то ли это турок стянул зачем-то. Поругались оне, а домой Танька уехать не может теперича. Ой, пропадёт девка!

Старушка заливалась слезами, утирая их концами завязанного на голове платка. Меня эта Таня начала порядком бесить. Нужно было что-то делать. Я, делая вид, что слушаю и жалею старую мать неведомой мне идиотки, спрашивала Пашу:

– Сможешь найти эту… ? Или паспорт её?

– Могу.

Паук замолчал. Не знаю, как он сканирует пространство, но через минуту он сообщил:

– Паспорт в сумке. Она думает, что не увидела его. Внушил, что нужно уезжать сейчас.

– Спасибо, дорогой. – Я была благодарна пауку, и полна решимости устроить взбучку этой даме, чуть только она появится в поселке. – Внуши ей, чтобы она галопом мчалась в дом матери. Я ей хочу устроить сюрприз.