Шёл разведчик по войне - [5]

— Шёл с русской стороны.

— Шпион? — Вопрошает фельдфебель и грозно и недоверчиво смотрит на мальчика.

Мальчик снимает серую кроличью шапку, кланяется. Невысокий, светлые волосы острижены «под нуль», худенький, но не истощённый, как другие блокадные дети. Глаза голубовато — серые, спокойные, лицо худощавое, несколько суженное к подбородку. Ничего примечательного, мальчик как мальчик.

— Гутен морген, хювят херрат. Их бин нихт вакоилия![1]

— Вебер! — Позвал фельдфебель. — Переводи, что этот рыжий лопочет. Я их белиберду не понимаю.

— Говорит, родители пропали без вести, дом бомбой разрушило, ходит по родственникам, живёт у них. А родственники у него и на той и на этой стороне, — перевёл Вебер.

— Почему болтается, не живёт на одном месте?

— На одном месте, говорит, прокормить его не под силу, самим еды не хватает. А если недолго поживёт, то не особенно в тягость.

— Большевикам жрать нечего — это хорошо. Спроси его, как он через русские окопы перешёл?

— Говорит, сидел за большим камнем. А когда часовой пошёл к землянке курить, перебрался через окоп.

— Да врёт он всё! — Заключил фельдфебель. — Врёт. Чтоб русский солдат ушёл с поста курить — никогда не поверю. — Выдержал паузу для пущего эффекта. — Водку он жрать пошёл, а не курить. Потому что все русские пьяницы. Бездельники и пьяницы! — И первый загоготал, но вдруг перешёл от остроумия к злобе и прошипел. — Пьяные ленивые свиньи! Ничего, скоро мы вас научим работать и уважать порядок!

Так же резко переключился на мальчика.

— А нейтральную полосу, через заграждения как прошёл? Почему на минах не подорвался?

— По чьим — то свежим следам шёл.

— По свежим следам? — Фельдфебель въедливо посмотрел на мальчика и дал команду. — Обыщите его!

Вытряхнули и даже вывернули наизнанку матерчатую сумку мальчика. Но кроме нескольких кусочков сухого черного хлеба, да одного кусочка серого, домашней выпечки, пары картофелин, сваренных в мундире, тупого столового ножа, с наполовину обломанным лезвием в ножнах — в свернутой в трубочку бересте да крупной соли в аптечном пузырьке ничего там не было.

— Ищите лучше, — настаивал фельдфебель.

Мальчика раздели и так же тщательно осмотрели одежду, прощупали даже швы и заплатки, не говоря уже о подкладке и карманах. Но и тут безрезультатно. Вернули одежду.

Очень кстати, замёрз мальчишка меж камнями сидеть, да ещё тут раздели, кожа у него, как у щипаного гусака, от холода пупырышками покрылась.

Но вида не показал, оделся спокойно и не торопясь.

В блиндаже человек, которого дожидался подполковник, молча кивнул и протянул руку лейтенанту. Снял маскхалат и ватник. Остался в грубошёрстном свитере, ватных штанах и валенках. Вопросительно взглянул на подполковника.

— У себя переоденешься. А сейчас, — уже лейтенанту, — пока старший лейтенант по быстрому чайком согреется, скажи пулемётчикам, пусть пальбу прекращают.

— Есть! — Лейтенант согласно кивнул, козырнул и вышел.

Дождавшись, когда лейтенант отойдёт от блиндажа, подполковник тихо, едва не шёпотом, потребовал от старшего лейтенанта

— Рассказывай.

— Прошло как отрабатывали, — так же тихо ответил тот. — За десять минут до назначенного времени выдвинулись из землянки к валуну. После трёх вспышек зажигалки перебрались через наш окоп, он отсиделся в гроте, а потом прошёл в расположение немцев.

— Как там встретили?

— Можно сказать, стандартно: задержали и увели сначала в блиндаж на передовой, а потом, сразу же, в глубину расположения.

— Грубостей или чего — то необычного не было?

— Нет. При задержании, нет.

— Будем надеяться, что и потом будет всё в порядке, участок здесь не особенно боевой. Конечно, через «тропу», где нет постов боевого охранения, было бы безопаснее. Но надо, обязательно надо, что бы немцы поверили: наши войска сосредотачиваются для удара в районе Восьмой ГЭС и Второго Городка.

Помолчал, редко и ритмично постукивая ногтями, плоской их стороной, по столешнице.

— В сто, в тысячу раз легче было бы самому пойти, чем вот так… ребёнка посылать. — Приподнял руку и несильно, но резко стукнул внутренней стороной кулака по столу. — И деваться некуда. Надо.

Успокаивая себя прошелся по блиндажу туда — обратно и позвал.

— Мартьянов!

В блиндаж вошёл Никола — часовой.

— Сейчас, как только вернётся лейтенант, уходим. После ухода приберёшь здесь, на это тебе пять минут, и догоняй нас.

— Понятно.

— А пока иди на пост.

— Есть!

— И ты с чаем не рассиживайся, пей скорее, — нервно подогнал старшего лейтенанта.

— Угу, — согласился тот, и не желая усугублять нервность начальства, подул на поверхность напитка и насколько позволяла температура сократил время между глотками: подполковник вообще к каждому выводу разведчиков относится трепетно, а уж когда ребятишек выводят — будто целиком из нервов сплетён. Тут его лучше не раздражать. Но по — прежнему давал каждому глотку не торопясь скатываться в желудок и максимально прогревать организм.

Старший лейтенант допил чай, и втроем, вместе с возвратившемся лейтенантом, отправились по ходам сообщения, от передовой в глубину расположения. Но штаб и иные службы обходили стороной, пока не вышли к сокрытой в лесочке возле шоссе раскрашенной белыми камуфляжными разводами эмке.