Шёл разведчик по войне - [4]

В конце концов порешили установить четыре командирские должности: капитан, помощник капитана, командир команды гребцов, боцман. Капитаном стал Генка Лосев, мальчик сильно переживавший из — за своего невысокого роста. Поэтому он занимался почти всеми видами спорта, кроме штанги, а чтобы лучше расти, каждый день ел грецкие орехи. Помощником капитана выбрали улыбчивого, доброжелательного ко всем, и особенно к добрым людям Шурку Никконена, командиром команды гребцов Мишку Нарожного, мальчишку сообразительного на всякие технические хитрости, да к тому же с умелыми руками. А боцманом Микко (или по-русски Мишу) Метсяпуро, наверное для того, чтобы не оставить старшего по возрасту без командирской должности. Общительный и непоседливый, много читавший, любивший пересказывать прочитанное и, мягко говоря, фантазёр при этом, он мало соответствовал классическому представлению о боцмане — старом морском волке, суровом, молчаливом, требовательном к себе и к подчинённым. Многие считали его легковесным и несерьёзным. Матросами стали два Анатолия, младшие братья Генки Лосева и Шурки Никконена, неразлучные друзья, у которых на двоих и прозвище было одно — Два — Толяна. А если речь заходила об одном из них, то говорили — Пол — Толяна.

Формально обязанности гребцов возлагались на матросов, но они быстро выдыхались, и на веслах по очереди сидели все, включая капитана.

Днём, как только справлялись с прополкой и другими, порученными родителями делами, или сбегали от этих дел, команда собиралась на берегу возле лодки, то есть возле корабля. Помощник капитана Шурка Никконен строил команду в шеренгу, по «Вахтенному журналу» делал перекличку и докладывал капитану, что вся команда в сборе (или отсутствуют такой — то и такой-то). После чего капитан приказывал.

— Команде на корабль!

Все размещались в лодке.

— По местам стоять, со швартов сниматься!

Боцман отдавал швартов — отматывал от вбитого в берег колышка верёвку с размочаленным после узла концом. На чём, собственно говоря, все боцманские обязанности заканчивались. По крайней мере, до возвращения из плавания, когда ему надлежало привязать лодку к колышку.

— Полный вперед! — Командовал капитан.

— Полный вперед! — Повторял помощник капитана.

— Гребцам на весла! Полный вперед! — Усугублял команду командир гребцов.

Лодка выходила на середину канавы, чтобы весла пореже цеплялись за осоку и другую водную и прибрежную растительность, а то и за самый берег. А команда славного брига, клипера или фрегата, в зависимости от ситуации, отправлялась к необитаемым островам, исследовала необжитые ещё земли, или участвовала в безжалостных боях то с пиратами, то с дикими кровожадными туземцами.

Дел предстояло немало. Хотели выровнять площадку, где происходили утренние построения, установить на ней флагшток, сделать два флага, один большой на площадку, другой поменьше, на корабль. И надо было придумать название кораблю.

Но ничего больше не успели, — началась война.

Забрезжило. Высоко в небо ушла автоматная трасса. Потом из той же точки вторая, но пониже, под углом градусов в сорок пять. Пора. Поеживаясь, озяб даже за недолгое, но неподвижное сидение меж камней, мальчик выбрался из укрытия, и теперь не таясь пошёл к немецким окопам, придерживаясь визуальных ориентиров, указывающих безопасный от мин путь. Вдоль автоматной трассы, на расщепленную берёзку, от неё на «седло», на камень с выемкой посредине, дальше на пенёк, потом на воронку, которую надо обойти справа…

— Хальт!

Остановился.

— Хенде хох!

Поднял руки.

— Ком!

С поднятыми руками подошёл к немецкому окопу и спрыгнул в него.

Подполковник дождался лейтенанта.

— Нормуль?

— Так точно.

Кивнул в знак одобрения, попросил «сварганить чайковского» и опять вышел из блиндажа. На этот раз шинель надел в рукава и пуговицы застегнул. Стал внимательно всматриваться в нейтральную полосу и часовым приказал.

— Смотрите получше. Но с оружием аккуратно, без команды не применять. Понятно?

— Так точно, — Симахин со значением посмотрел на Николу.

Тут же, неожиданно для часовых через бруствер переметнулся человек в белом маскхалате и не успели они сообразить как им на это реагировать, а подполковник уже крепко обнял его, и шёпотом, чтоб не слышали солдаты, спросил:

— Ну, как?

— Нормально.

— А там?

— Похоже, порядок.

И оба быстро ушли в блиндаж.

— Что я говорил?! — Самодовольно сказал Симахин. — Оттуда человека ждал.

— Я разве возражал? — Пожал плечами Никола.

В немецком блиндаже несколько солдат и фельдфебель. Фельдфебель крупный, лицо широким овалом, а если в профиль смотреть, то в три прямые линии: одна наклонная линия — высокий, немного откинутый лоб, маленькая уступочка переносицы и вторая линия, более наклонная — нос, опять уступочка и третья, вертикальная — верхняя губа и тяжёлый подбородок. От верхней трети этой, вертикальной линии, выдаётся свисающим полукружьем нижняя губа. И надменность и скепсис в той губе, и убеждённость в собственном превосходстве надо всеми.

Открывается дверь, солдат быстро, рукой за плечо, вдвигает в блиндаж мальчика, быстро закрывает за собой дверь, чтоб не расходовать без нужды тепло, и докладывает.