Шекспир отдыхает - [2]

Шрифт
Интервал

тонко в нии нагадала наука
мчится во имя кому-то отца
сына и внука
тени охапки и ворохи тьмы
реют бореи сквозь тросы тугие
как это с нами и кто эти мы
кто-то другие
только заря загорится черна
гостья с обратного берега ночи
глянет нам кормчий с чужого челна
вкрадчиво в очи

«рано выйди на дорогу…»

рано выйди на дорогу
солнце медное над ней
там пасет себе корову
человек вчерашних дней
шелест вяза у развилки
справа кочки прямо пни
в камне выбит текст дразнилки
гроб куда ни поверни
торопясь под песню птичью
за лекарствами в район
можно стать кому-то дичью
и добычей для ворон
если выйдешь к автомату
на жену как волк сердит
там шопенову сонату
группа медная дудит
даже ближний путь в контору
на разбор текущих дел
мученичества корону
обещает каждый день
у любого домочадца
после потного труда
есть серьезный риск скончаться
и исчезнуть навсегда

«теплый вечер дождями умыт…»

теплый вечер дождями умыт
ветер кроны янтарные вытер
кто-то в парке сегодня убит
я прошел стороной и не видел
не клинок так любовь и вино
обеспечат плиту и ограду
потому что природой дано
совершить нам любую неправду
весь в ромашках редеющих трав
мало света и счастья немного
этот мир перед нами не прав
мы здесь пасынки слабого бога
заведу расшивную тетрадь
черный бархат на алой подкладке
чтобы всех кто рожден умирать
занести в алфавитном порядке
для каких-нибудь лучших веков
где судьба осторожней и строже
бродский проффер сопровский цветков
и ромашки
и бабочки тоже

«погоди я тащусь от пейзажа…»

Памяти Д. Н.

погоди я тащусь от пейзажа
то шакал в камыше то койот
к синеморю река проезжала
там о родине что-то поет
под кустом мегатонны в заначке
видно сбросил сержант кабалу
а потом луговые собачки
правят утро в сосновом бору
три сурка со старинной конфеты
в нежных нимбах дрожат силуэты
там вдали огоньки полустанка
сам-шериф и ковбоев пяток
и невольно пришпорит мустанга
утомленный планеркой парторг
он согласен явиться народу
чтобы стейки первач и ситро
из-за образа вынут колоду
texas hold'em стрельба у сельпо
пусть поштопает ватные польта
шестикратное зарево кольта
далеко это ранчо однако
все торнадо команчи леса
и не факт что в заштатном монако
иноходцу нароют овса
ни сырку ни лучку тебе дядя
посильнее здесь гасли умы
только истово крестится глядя
на большой полумесяц луны
и бубнит буераками едя
три сурка три сырка три медведя

«стекла в стрелках дым в трубу…»

стекла в стрелках дым в трубу
лес одетый в мыло
конькобежцы на пруду
вот и все что было
стрекот ходиков скорей
стриж в лазури лихо
после ловли пескарей
сбор ботвы и лыка
своз соломы на возах
сельские приметы
исчезают на глазах
ветхие предметы
так привидится потом
отчая сторонка
на окне лежит батон
на столе солонка
ночь проспим и время с ней
ни молвы ни толка
станем тише и грустней
жить уже недолго

«жизнь больному не убыток…»

жизнь больному не убыток
пей лекарства и не кашляй
у медведок и улиток
тоже есть своя у каждой
существуют волк и выдра
есть ежи морские даже
тоже люди очевидно
общей пьесы персонажи
все дантисты и еноты
все бациллы и датчане
совершенно невиновны
в том что созданы вначале
у людей болеют дети
в сентябре синицам зябко
кто останется на свете
если все умрут внезапно
кто же нас из камня выжег
кто из тьмы прогнал неистов
царь монархии мартышек
дож республики дантистов
свет звенит над нами ярок
корм резвится в теплой луже
жизнь похоже не подарок
но не жить гораздо хуже

«в ржавом остове вокзала…»

в ржавом остове вокзала
тень струила невода
зубы редкие вонзала
прямо в горло немота
здесь забыв собой гордиться
хрипло дышит человек
словно тусклая водица
ночь сочится из-под век
каждый зев привержен зелью
жизнь диктует где поддать
никогда на эту землю
не сходила благодать
ночь река с проворной грустью
постепенно сносит к устью
шелудивых и увечных
население баржи
в протяженье каботажа
экипаж постигла лажа
неприятели природы
эти шлюхи и бомжи
почему на пристань леты
с детства выданы билеты
почему еще в полете
чайки загодя мертвы
сколько глаз к стеклу ни липни
там пургу сменяют ливни
а потом прикроют веки
санитары и менты
сказка лживая связала
жалких жителей вокзала
рай курортный с пыльной фрески
жизни требует взамен
всюду пальмы посмотрите
сбоку буквы на иврите
для пригожих и умытых
древней радуги завет
я войду и буду краток
миновало время пряток
миру времени в обрез
бейте в бубны
я воскрес

«здесь перечеркнуто и смысл вложить нельзя…»

здесь перечеркнуто и смысл вложить нельзя
как жернов тяжела последняя земля
здесь времени кайма и в сумерках видны
индиговых небес монтажные винты
в невидимый прокол проложен нежный нерв
в лесу ажурных ферм над ужасами недр
созвездий верхний вихрь песок столетий вниз
do not climb the guard-rail и do not loiter please
кругом возможно сон но чей-нибудь чужой
попытка выбора меж плотью и душой
отвага быть добрей
но не тебе и мне
звезда моих морей
крепежный болт в стене
когда воскреснет речь
то в ком-нибудь другом
пока пойти и лечь
такая ночь кругом

«пытаться петь и верить вечно…»

пытаться петь и верить вечно
считать что существует нечто
пищит и вертится в руках
жаль что не выглядит никак
в холодном погребе сознанья
где сердце вредный истопник
предметов глупые названья
пустые формы из-под них
волокна времени бездушны
камней рекорден урожай
ты этих сущностей без нужды
не умножай }2 р

Еще от автора Алексей Петрович Цветков
Бестиарий

Стихи и истории о зверях ужасных и удивительных.


Детектор смысла

Новая книга Алексея Цветкова — продолжение длительной работы автора с «проклятыми вопросами». Собственно, о цветковских книгах последних лет трудно сказать отдельные слова: книга здесь лишена собственной концепции, она только собирает вместе написанные за определенный период тексты. Важно то, чем эти тексты замечательны.


Просто голос

«Просто голос» — лирико-философская поэма в прозе, органично соединяющая в себе, казалось бы, несоединимое: умудренного опытом повествователя и одержимого жаждой познания героя, до мельчайших подробностей выверенные детали античного быта и современный психологизм, подлинно провинциальную непосредственность и вселенскую тоску по культуре. Эта книга, тончайшая ткань которой сплетена из вымысла и были, написана сочным, метафоричным языком и представляет собой апологию высокого одиночества человека в изменяющемся мире.


Четыре эссе

И заканчивается августовский номер рубрикой «В устье Гудзона с Алексеем Цветковым». Первое эссе об электронных СМИ и электронных книгах, теснящих чтение с бумаги; остальные три — об американском эмигрантском житье-бытье сквозь призму авторского сорокалетнего опыта эмиграции.


Имена любви

Алексей Цветков родился в 1947 году на Украине. Учился на истфаке и журфаке Московского университета. С 1975 года жил в США, защитил диссертацию по филологии в Мичиганском университете. В настоящее время живет в Праге. Автор книг «Сборник пьес для жизни соло» (1978), «Состояние сна» (1981), «Эдем» (1985), «Стихотворения» (1996), «Дивно молвить» (2001), «Просто голос» (2002), «Шекспир отдыхает» (2006), «Атлантический дневник» (2007). В книге «Имена любви» собраны стихи 2006 года.


В устье Гудзона с Алексеем Цветковым

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.