Щукин, дай джоуль - [7]

— А чего, ты, собственно, забыл в этой рембыттехнике? — удивился Страстоперцев.

— А что плохого? — спросила Валентина. После этого она встала из-за стола и пошла промывать макароны.

У Генки Страстоперцева всегда был завидный аппетит. Щукин не смог бы припомнить случая, чтобы Генка отказался перекусить. Ну а Валентине было приятно покормить оголодавшего в одиночестве Страстоперцева. Вот и сейчас, глядя, как тот уминает гуляш с макаронами, она тихо радовалась, но спросила почему-то совсем о другом:

— Ты чего это вырядился под путевого работника? Имелась в виду генкина ярко-оранжевая безрукавка.

— Трейд марк, — сообщил Страстоперцев, свободной рукой почесывая левый бок. — Амуниция путешественника. Тяга, так сказать, в дальние страны. У вас клопы, что ли? Теперь уже он, не прекращая есть, чесал шею.

— Как бы вшей не занес, — забеспокоился Щукин, подозревая, впрочем, что это работа Ту Фты и его малюток.

— Да уж, Геночка, ты прямо как шелудивый пес, — сказала Валентина, жалеючи. — Видели бы тебя твои студенты.

— А что студенты — не люди? — отозвался Страстоперцев, яростно почесываясь. — Кончит ВУЗ, если дурак — пойдет на фабрику, если умный — пойдет в кооператив. А может и в рембыттехнику податься.

Это чуть лучше фабрики.

— Поняла намек? — обратился Щукин к жене. — Он хочет сказать, что я чуть лучше студента. В это время Страстоперцев кончил есть, бросил вилку и понес было освободившуюся руку к макушке, но, кажется, уже нигде не чесалось.

— Фу ты, отпустило, — сообщил он шепотом, как бы не веря, что враг ушел.

— По-моему, он имеет в виду, что твоя рембыттехника лучше фабрики, а бизнес лучше рембыттехники, — сказала Валентина. — По деньгам-то, может, и лучше, да дело больно уж шаткое.

— Что-то вроде бы как поел, а вроде бы как и не поел, — тихо произнес Страстоперцев, в сомнении поглаживая живот. — Хотя с другой стороны переедать вредно… Если бы не было свидетелей, что уже ел, можно было бы попросить поесть еще…

— Ты чего там бубнишь? — спросил Щукин. — Бубни погромче. Страстоперцев обреченно махнул рукой и сдался:

— Давайте чаю. И булку с маслом. После чего сказал:

— Не ходил бы ты, старик, в рембыттехнику. Одичаешь. Жуликом станешь. Ты ж мимо телевизора спокойно не пройдешь, чтобы не свистнуть микросхему-другую. Быстренько вниз-то покатишься. Заловят тебя как-нибудь на месте преступления и пальцем покажут: вот он — гад. Из-за копейки погоришь. То ли дело — личная собственность, — Генка взял сигарету, закурил, вслед за чем поправился: — Прошу прощения, не личная — частная.

— Это что в лоб, что по лбу, — заметил Щукин.

— Знаю я одно заведение — пальчики оближешь, — Страстоперцев выпустил толстую струю дыма, поморщился и недоверчиво посмотрел на сигарету. — Названьице, конечно, так себе, но деньгу делают приличную. Фирма «Чувяк».

— Как, как? — спросил Щукин. — Это чем же они занимаются?

— Туфли, сапоги, — сказал Страстоперцев. — Что они в эти сигареты запихивают?

— Из меня сапожник, как из бабушки футболист, — засомневался Щукин.

— Я же не предлагаю тебе шить сандалии, — отозвался Страстоперцев с видом начальника отдела кадров. — В любой фирме есть работа по душе. Например, снабжение. Или — административная деятельность. Ну и так далее. Вплоть до личной охраны директора.

Фамилия у него Наперстюк.

— И много выходит на нос? — поинтересовался Щукин.

— До тысячи баксов, — хладнокровно ответил Страстоперцев. — Как договоришься.

— Давайте пить чай, — вмешалась Валентина. — Генка, бросай курить.

— Уговорил, — сказал Щукин. — Быстренько пей чай и поехали к Наперстюку.

— Мне в другую сторону, — возразил Генка.

— Я тебя за язык тянул? — спросил Щукин. — Не тянул. Значит, вези. Генка впился зубами в бутерброд с маслом, пожевал, мрачно поглядывая на безжалостного Щукина, и начал яростно чесать макушку. Если откровенно, то в будущее самопального бизнеса Щукин не верил, и единственной причиной неверия было качество самопальной продукции. Он считал, что за такое качество изготовителя следовало бы либо немедленно арестовывать, либо сдавать за валюту на прокорм каннибалам с черного континента. Однако тысяча баксов есть тысяча баксов, да и Генка в серьезных делах обычно не подводил. Короче, Щукин решил разведать обстановку с «Чувяком». А если он что-то решил, преград для него не существовало. В ту самую минуту, когда он вознамерился заявить Страстоперцеву, уцепившему очередной бутерброд, что пора бы и честь знать, по коням, мол, раздался голос Ту Фты:

— Уединимся, Щукин. Надо пообщаться. Щукин невольно взглянул на присутствующих, но Ту Фта успокоил:

— Они не слышат. Сейчас дребезжит персонально твоя барабанная перепонка. Действительно, Валентина и Страстоперцев никак не отреагировали на посторонние звуки.

— А теперь встань, — продолжал эмбрион. — Опусти руки. Кругом.

Вперед шагом марш. Может быть, команда прозвучала иначе, но Щукин воспринял ее именно так. Руки у него безвольно опустились, туловище крутнулось вокруг левого плеча, а ноги сами собой понесли вон из кухни. Будто кто-то схватил за шиворот и повел насильно, не спрашивая — нравится это или не нравится хозяину шиворота. В лоджии невидимая сила отпустила.