Он строго посмотрел на девочку, ударил себя рукой по колену и сказал:
— Ну, довольно, моя милушка! Нынче же снимется и отойдет отсюда табор, а тебя мы покинем в лесу. Хочешь — умирай голодной смертью, хочешь — ищи себе новых благодетелей, а нам такая дармоедка, как ты, не нужна.
Услышав эти слова, бедная девочка задрожала всей телом.
Как ни тяжела была ее жизнь впроголодь и в грязи у цыган, но все же у нее был хоть угол в телеге и кусок хлеба с остатками похлебки.
А самое главное — здесь был Орля, ее милый братик и заступник, которого одинокая Галька любила всеми силами своей детской души. Без Орли вся жизнь для Гальки казалась бессмысленной и ненужной.
И вот она принуждена покинуть Орлю и остаться одна-одинешенька в этом глухом, жутком лесу…
Девочка закрыла обеими ручонками побледневшее личико и тихо, жалобно застонала.
— Дядя Иванка! — звонко выкрикнул детский голос, и Орля с быстротою стрелы вылетел из толпы, расталкивая ребятишек и взрослых.
— Дядя Иванка! Слышишь! Исхлещи меня кнутом до полусмерти, а Гальку оставь! Оставь, молю тебя об этом! — вне себя, захлебываясь и волнуясь, выкрикнул мальчик и повалился в ноги хозяину, обвивая руками его колени.
— Пошел вон! Еще что выдумал! Просить за дармоедку!.. Сказано, выброшу ее из табора — и делу ко…
Дядя Иванка осекся, смолк внезапно, оборвав на полуслове свою фразу, и замер на месте…
Замерли и все остальные, взрослые и дети, замер весь табор.
Прямо на них, по дороге, скакали пять всадников… Один взрослый, тоненький студент в белом кителе, и четыре мальчика-гимназиста — все на обыкновенных сытых и быстрых господских лошадях, а один, передний всадник, крошечный по росту мальчуган, белокурый и хорошенький, на статном чистокровном арабском коне.
При виде этого коня дух замер у всего населения табора.
Такого красавца копя еще не встречали на своем пути ни дядя Иванка, ни все остальные цыгане за всю их жизнь.
Рыжая шерсть лошади червонным золотом отливала в лучах утреннего солнца. Пышной волной струились пушистая грива и хвост. Стройная лебединая шея гордо выгибала прекрасную голову с парою горячих, как уголья, глаз и розовыми трепетными ноздрями.
— Смотрите, господа, цыгане! Целый табор! Как это их не видно из усадьбы от нас! — серебристым голоском крикнул передний маленький всадник и круто осадил красавца коня. Осадили своих лошадей и другие.
Цыгане поспешили навстречу вновь прибывшим.
Старая цыганка Земфира, помахивая своими седыми лохмами, подошла к старшему из всадников, черненькому студенту.
— Барин-красавец, хороший, пригожий, — затянула она гортанным неприятным голосом, протягивая смуглую морщинистую руку, — дай ручку, посеребри ладошку, алмазный барин, брильянтовый, яхонтовый!.. Земфира судьбу твою тебе расскажет… Всю правду скажу, ничего не утаю, барин хороший, пригожий, посеребри ручку, богатый будешь, счастливый будешь, сто лет проживешь! Посеребри ручку моему Ваньке на рубашечку, Сашке на юбку!
На эту странную гортанную болтовню черненький студент только рассмеялся звонким молодым смехом.
— Не надо сто лет, бабушка, ой, не надо… Что же это: все свои перемрут, а я один останусь столетний! Скучно! — отмахиваясь от гадалки, шутил он.
— А ты посеребри ручку, глазки твои веселые, — не унималась Земфира.
Студент с тем же смехом полез в карман и, достав какую-то мелочь, подал старухе.
— А гадать не надо, я и сам умею гадать, — смеялся он.
В это время Иванка и другие цыгане окружили маленьких всадников и жадными глазами разглядывали красавца коня.
Белокурый мальчик, сидевший на нем, весь зарделся от удовольствия при виде такого внимания к своему скакуну.
— Хороший конь! Редкий! Откуда он у тебя?.. Поди, тысячу рублевиков за него дадено, — сверкая глазами, выспрашивал гимназиста цыганский начальник.
— Не знаю, сколько! Мне его бабушка подарила, когда я перешел из первого класса во второй, — с некоторой гордостью отвечал гимназистик.
— А эти кони тоже, поди, бабушкины? — снова спросил цыган.
Мальчик не успел ответить. Черненький студент подъехал к нему и, перегнувшись в стременах, сказал по-французски:
— Ну, не советую распространяться больше. Среди цыган — много воров… Бог ведает, что у них на уме сейчас… Поэтому всего благоразумнее будет повернуть домой и скакать обратно… Ну, друзья мои, стройся… И вперед, рысью марш!..
И черненький студент первый пришпорил свою лошадь. Четыре мальчика последовали его примеру и, кивнув цыганам, во весь опор понеслись по мягкой проселочной дороге.