Едва успел окончить свою речь хозяин, как все находившиеся в таборе мужчины, юноши и подростки шумною толпою окружили его и загалдели своими гортанными голосами:
— Пошли меня, дядя Иванка!
— Нет, меня пошли! Я тебе это дело оборудую ловко!
— Лучше меня, хозяин; у меня счастье особенное!
— А мне бабка-колдунья наворожила удачу — всякий раз счастливо коней уводить.
— Ладно, врешь ты все! Я тебя счастливее! Все это знают… Я докажу, пускай только хозяин меня пошлет…
Вдруг звонкий детский голосок покрыл мужские:
— Дядя Иванка, пошли меня!
И, сверкая глазами, Орля вынырнул из толпы.
Дружный насмешливый хохот встретил его появление:
— Тебя?.. Да ты бредишь, что ли, мальчишка! — Не суйся не в свое дело, не то попадет!
— Ишь ты! Наравне со старшими нос сует тоже!
— Проучить бы его за это, братцы!..
— Кнутом бы огреть, чтобы небу жарко стало!
— И то бы кнутом!
Последние слова точно огнем опалили Орлю; он затрепетал всем телом, вытянулся как стрела. Лицо его побледнело, губы вздрогнули и белые зубы хищно блеснули меж них. В черных глазенках загорелся гордый огонь.
— Дядя Иванка! — проговорил он, окидывая окружавших его цыган презрительным взглядом. — Ты — хозяин и начальник надо всеми, следовательно, голова.
И ты меня хорошо знаешь. Кто тебе больше меня добычи приносит? Никто!.. Двенадцать годов мне, а другой старый цыган послужил ли табору так, как я?.. Вспомни: я тебе трех коней у помещика увел, корову у крестьянина, из стада четырех баранов, а сколько перетаскал поросят, овец да кур, и счет потерял… Сам ты меня в пример другим ставишь, Орленком — Орлей прозвал за лихость, так почто же позволяешь издеваться надо мной? Вот они все за награду тебе коня привести обещают, а мне ничего не надо от тебя. Одного прошу: приведу коня — не выгоняй Гальки, дай ей жить у нас, не заставляй ходить на работу. А больше ничего не спрошу… Так пошли же меня, дядя Иванка, Богом тебя заклинаю, пошли!
Горячо и убедительно звучала речь мальчика. И когда он кончил, долгое молчание воцарилось кругом.
Дядя Иванка сидел, опустив голову на грудь, и что-то раздумывал. Прошло минут пять. Наконец он поднял ее снова и обвел глазами толпившихся вокруг него и Орли мужчин и женщин.
— Слушайте все, — возвысил он голос, — мальчишка правду сказал. Ловчее и проворнее его не найти среди нас. Да и ростом он много меньше всех нас будет. Куда мы, большие, не пролезем, он без труда пройдет. Его и посылаю… Слышь, Орля? Посылаю тебя! Отличись, Орленок! А приведешь коня — тебя и твою сестренку к себе возьму в хозяйскую телегу и заместо родных детей буду держать… Вырастешь, опять-таки хозяином вместо себя назначу. И Гальке не житье будет, а масленица тогда. Так и знай… Если же бахвалишься зря и коня не раздобудешь, не погневись, мальчик: тебя кнутом исполосую, а Гальку брошу среди леса — ты это знай… А теперь к делу… Не надо нынче идти на работу! Собирайтесь, женщины! Сейчас двинемся в путь, отойдем подальше через лес, на прежнюю стоянку.
— Слышишь, Орля, мчись во весь опор. Как уведешь коня прямо к последней нашей лесной стоянке лети, там тебя и будем дожидать, — закончил свою речь, обращаясь к мальчику, дядя Иванка.
Ночь. Светлые сумерки окутали землю. Легкий июньский полумрак прозрачен. Отчетливо видно в нем кто идет по большой дороге к усадьбе. Но если прокрасться вдоль берега большого пруда с обрывистыми берегами, можно остаться невидимым в тени ракит.
Небольшая вертлявая фигурка крадется по самому береговому скату, держась за прибрежные ракитовые кусты.
Над головою раскинулись шатром плакучие ивы, и под ветвями их можно укрыться от зорких глаз.
Орля вышел из лесу сразу после заката солнца. Он прокрался между двумя стенами молодой, чуть поднявшейся ржи и достиг пруда. Здесь, под кустом ракиты, дождался он предночных сумерек и пошел дальше.
Теперь уже и до усадьбы рукой подать. Вот белеют стены господского дома за деревьями сада… Лишь бы пробраться в сад, где гораздо темнее от частых деревьев и кустов. А там он осмотрится и проберется дальше под тенью дерев до самого двора, к конюшням.
Жутко одно: не умолкая, трещит у господского дома сторожевая трещотка, и то и дело лают собаки, будя ночную тишину.
Про собак Орля вспомнил, проводя последние минуты в таборе. Он захватил для них с собою сухих корок черного хлеба.
Медленно прокрался цыганенок берегом пруда и подобрался к изгороди усадьбы. Она была невысока: аршина два, не выше.
Выждав время, когда трещотка ночного сторожа затихла в отдалении, Орля быстрыми движениями рук и ног вскарабкался на забор и оттуда соскочил в сад, прямо в колючие кусты шиповника. Больно исцарапав себе лицо и руки, но не обратив на это никакого внимания, мальчик бросился вперед, держась все время в тени деревьев.
В господском доме все спали. В окнах усадьбы было темно. Только по-прежнему на дворе, за садом, лаяли неугомонные цепные собаки.
Орля двинулся вперед, сделал несколько шагов к внезапно замер на месте.
По садовой аллее шли две мужские фигуры, надвигаясь прямо на него.
Одним прыжком мальчик прыгнул за дерево и, спрятавшись за его широким стволом, ждал, когда идущие пройдут мимо.
