Шашки наголо! - [9]
Федорова Любовь Владимировна (свекровь сестры).
Федоров Николай Николаевич (свекор сестры). Убит при артобстреле. Проживал он с женой на канале Грибоедова, д.156, кв. 4.
Фельдман Михаил Львович, убит в 1942 году под Ленинградом.
Помимо перечисленных здесь у нас погибло еще человек пятнадцать дальних родственников.
Помню, как–то ранним утром я шел из дома навстречу ветру по узкой тропинке, протоптанной вдоль панели ранним прохожим. Ветер бросал острые, колючие горсти сухого снега. Заснеженные улицы были пустынными. Не доходя до Покровской площади, заметил впереди темную, сгорбленную фигуру. Прохожий шел медленно, с трудом передвигая ноги, то и дело останавливаясь, переводя дыхание. Поравнявшись с ним, Я помог ему преодолеть сугроб и заглянул в лицо. Оно было закутано шарфом, и его невозможно было разглядеть. Я торопился в свою 9–ю САШ на 8–ю Красноармейскую улицу. Времени до начала занятий оставалось мало, и я ускорил шаг. Отяжелевшие, распухшие от водянки ноги плохо повиновались. Впереди Фонтанка и Троицкая площадь, а там рукой подать до школы. В столовой до начала занятий можно было отогреться и съесть скудный, но такой необходимый и желанный завтрак. Ничего в ту пору так не угнетало ленинградцев, как чувство голода. Дистрофикам, а их было большинство, не страшны были бомбежки и артобстрелы. Их мучили голод и холод.
Возвращаясь вечером домой той же дорогой, я вновь повстречал того раннего прохожего. Он лежал наполовину занесенный снегом на углу Садовой и Маклина, под аптекой, у дома 105 — 41. Шарф с его лица сбился, открывая заросшее щетиной исхудалое лицо. Он был один из многих сотен тысяч ленинградцев, безропотно отдавших свою жизнь за свободу и независимость своего родного города. Не дошел он в тот день до своего места работы и не возвратился в свой дом. Еще несколько дней лежал этот человек, покрытый снежным одеялом, встречая и провожая обессиленных голодом прохожих, пока полностью не был занесен снегом и не превратился в сугроб. В ту пору у ленинградцев не хватало сил очищать улицы от трупов и снега. Лютые морозы сковали город. Город был почти мертв. Только внутри зданий, у крохотных печек–буржуек еще теплилась жизнь, на заводах из последних сил работали люди для фронта, для Победы, да на улицах несли свою нелегкую вахту девчата из МПВО.
Слухи о каннибализме в городе ходили. На политзанятиях в училище нам говорили, что людоедов расстреливают на месте, без суда и следствия. Моя супруга вспоминала, что видела на улицах блокадного Ленинграда трупы с отрезанными руками и ногами, но я лично такого не видел.
Об эвакуации стали поговаривать еще в январе 1942 года. Дистрофия начала выбивать из наших рядов наиболее слабых. От чрезмерного употребления воды вместо пищи мы стали опухать. Водянка сразу распознавалась по неглубоким ямкам, которые оставались при нажатии пальцем на опухшую руку. Ямки эти медленно выправлялись.
Эвакуация спецшкол нужна была стране для восполнения кадров командного состава армии. Нам же она давала шанс на выживание от голода.
И вот настал этот день эвакуации. С собой нам разрешили взять теплую одежду и валенки. Провожали нас матери, отцы были на работе или на фронте. В дорогу выдали по 700 г блокадного хлеба, от которого в ожидании транспорта я отщипывал по маленькому кусочку, пока от него не осталось ни крошки. Не утолив голод, я стал переживать, что теперь я буду есть в дороге. Неизвестно, когда нас еще будут кормить. Забегая вперед, скажу, что уже на следующее утро я очень сожалел о том, что съел этот хлеб, а не отдал его матери, так как в Жихореве у меня, как и у всех нас, было уже много хлеба и пищи, а у них, провожающих нас матерей, было мало шансов на выживание. Голод как косой косил ленинградцев. Провожая нас, наши матери были и рады за нас, что мы не умрем от голода, и опечалены расставанием. Доведется ли еще встретиться? Для них — блокада, для нас — армия, фронт. Война! И ей не видно конца. Фашисты под Москвой и рвутся к Волге.
На Финляндском вокзале нас погрузили на пригородный поезд. Набили нас в вагон так плотно, что через несколько минут дышать было уже нечем.
Из табельных малокалиберных винтовок стали стрелять по окнам, чтобы получить хоть немного свежего воздуха. Но эффект был слабый, пока не тронулся поезд и не стал набирать скорость.
На берегу Ладоги нас ждали грузовики. Экономя каждое место, нас плотно усадили на скамейки в кузов открытой машины. Было темно, мела метель. Мы, тесно прижавшись друг к другу, старались сохранить то тепло, которое набрали еще в поезде. Мне досталось место у борта, справа от кабины шофера. На первой скамейке сидели мы спиной по ходу движения.
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Эта книга рассказывает о героических днях гражданской войны, о мужественных бойцах, освобождавших Прикамье, о лихом и доблестном командире Филиппе Акулове. Слава об Акулове гремела по всему Уралу, о нем слагались песни, из уст в уста передавались рассказы о его необыкновенной, прямо-таки орлиной смелости и отваге. Ф. Е. Акулов родился в крестьянской семье на Урале. Во время службы в царской армии за храбрость был произведен в поручики, полный георгиевский кавалер. В годы гражданской войны Акулов — один из организаторов и первых командиров легендарного полка Красных орлов, комбриг славной 29-й дивизии и 3-й армии, командир кавалерийских полков и бригад на Восточном, Южном и Юго-Западном фронтах Республики. В своей работе автор книги И.
Фронтовая судьба автора этой книги удивительна и уникальна.За годы войны летчик Константин Михаленко совершил 997 только подтвержденных боевых вылетов и при этом остался в живых! Причем в полете его не защищали ни броня Ил-2, ни авиапушки «яков» и «лавочкиных» — лишь дерево и перкаль открытой кабины По-2, того самого «небесного тихохода», неприхотливого труженика мирного времени, в грозные годы войны ставшего ночным бомбардировщиком.Вдумайтесь! Почти 1000 раз пришлось молодому выпускнику Харьковской военно-авиационной школы лететь сквозь смертельные трассы зенитных пулеметов и разрывы снарядов, под слепящими лучами прожекторов, на минимальной высоте и без возможности раскрыть парашют, если страшный удар расколет его «летающую этажерку».
Автора этих мемуаров можно назвать ветераном в полном смысле этого слова, несмотря на то, что ко времени окончания Второй мировой войны ему исполнился всего лишь 21 год. В звании лейтенанта Армин Шейдербауер несколько лет воевал в составе 252-й пехотной дивизии на советско-германском фронте, где был шесть раз ранен. Начиная с лета 1942 г. Шейдербауер принимал участие в нескольких оборонительных сражениях на центральном участке Восточного фронта, в районах Гжатска, Ельни и Смоленска. Уникальность для читателя представляет описание катастрофы немецкой группы армий «Центр» в Белоруссии летом 1944 г., а также последующих ожесточенных боев в Литве и Польше.
«Люди механически двигаются вперед, и многие гибнут — но мы уже не принадлежим себе, нас всех захватила непонятная дикая стихия боя. Взрывы, осколки и пули разметали солдатские цепи, рвут на куски живых и мертвых. Как люди способны такое выдержать? Как уберечься в этом аду? Грохот боя заглушает отчаянные крики раненых, санитары, рискуя собой, мечутся между стеной шквального огня и жуткими этими криками; пытаясь спасти, стаскивают искалеченных, окровавленных в ближайшие воронки. В гуле и свисте снарядов мы перестаем узнавать друг друга.
Автор книги начал войну командиром тяжелого танка KB-1C, затем стал командиром взвода самоходных артиллерийских установок СУ-122, потом СУ-85 и под конец войны командовал ротой танков Т-34–85. Он прошел кровавыми дорогами войны от Сталинграда до Кенигсберга. Не раз сходился в смертельной схватке с немецкими танками и противотанковыми орудиями. Испытал потерю боевых товарищей, вкус победы и горечь поражений. Три раза горел в боевых машинах, но и сам сжег немало вражеской техники. Видел самодурство начальства, героизм и трусость рядового и офицерского состава.