Шашки наголо! - [23]

Меня разбудили грохот и разрывы бомб: немцы бомбили эшелоны и станцию. В окно мне было видно зарево пожара, запахло гарью, поезд остановился у большого железнодорожного узла. На соседнем от нас пути горел поезд с ранеными. Раненых вытаскивали из огня и укладывали недалеко от горящего поезда на землю. Картина была не из приятных, а точнее — ужасная. Уже после войны я видел подобную картину на полотне художника в Ленинградском военно–медицинском музее.

Наш поезд тронулся, по вагонам забегали сестра и санитары. Сказали, что сейчас нас будут выгружать и отправят в настоящий госпиталь. Через несколько минут поезд остановился, и нас действительно стали выгружать из вагона в санитарные машины. С вокзала машины повезли по улицам города. Это был Курск. Поместили во фронтовой госпиталь, который был размещен в здании, вероятно, принадлежавшем городской больнице. Перед тем как направить в палату, нас помыли, переодели во все чистое и сделали перевязку. Меня поместили в офицерскую палату на втором этаже. В палате было четыре койки. На одной лежал старший лейтенант с ранением в ногу и стонал, и мы на другой — майор, третья койка была свободной. После хорошего обеда, в чистой и мягкой постели опять все располагало ко сну. Но не тут–то было, захлопали зенитки, стали слышны отдаленные взрывы авиабомб, в общем, повторилась картина, до боли знакомая мне по блокадному Ленинграду. «Очередной налет фашистских бомбардировщиков, и так каждую ночь», — сказала нам дежурная медсестра.

Ходячие раненые при налете направлялись в бомбоубежище. Ну, а мы, лежачие, должны были лежать спокойно и не паниковать. Что мы и делали, так как ничего другого делать нам не оставалось. При близких разрывах дребезжали оконные стекла и здание вздрагивало, как живое. Бомбежка прекращалась, фашисты улетали, и опять царило спокойствие. Слышалось только недовольное ворчание и стоны старшего лейтенанта.

Утром был обход главного хирурга в сопровождении лечащих врачей. Наш врач докладывал историю ранения и состояние раненого. Главный хирург осматривал раненого, справлялся у него о настроении и что тревожит, давал короткие указания врачу и переходил к другому раненому. Возле старшего лейтенанта он надолго задержался, осматривая его рану, и сказал, что необходимо срочно ампутировать ногу: газовая гангрена прогрессирует и быстро распространяется по всей ноге. Ампутировать сегодня, завтра будет поздно. Старший лейтенант стал ругаться, кричал, что он не даст ампутировать ногу, что они коновалы, без ноги он полчеловека, что все обойдется и без их вмешательства, чтобы они убирались и оставили его в покое …

Осмотрев меня и майора, главный хирург со своей свитой покинул нашу палату. При осмотре я пожаловался на то, что после операции мне свело левую ногу под 90 градусов, и я не могу ее разогнуть. Мало того, что это неудобно даже при ходьбе на костылях, но главное неудобство было из–за моего ревматизма в коленках. При сгибании и разгибании ног в коленях боли в суставах утихали. Теперь же я был лишен этой манипуляции левой ногой, и приходилось просить сестру растирать мне коленный сустав. На все это главный хирург сказал, что, несмотря на боль, надо постепенно, пересиливая себя, каждый день понемногу разгибать ногу, и она разогнется. После ухода «медицины», мы С майором пытались убедить старшего лейтенанта дать согласие на ампутацию, что главный хирург не шутит и что без ноги можно жить. В ответ на наши советы он послал нас к такой–то матери и добавил, чтобы мы от него отстали, т.к. это его личное дело. А мне сказал, что я еще молод его учить, как ему поступать. Нам принесли обед, и мы с майором занялись этим полезным делом, но старший лейтенант есть не стал, а сестру, которая пыталась его накормить, также послал матом. Ночью опять бомбили. Сестра сказала, что опять бомбили вокзал, где было большое скопление воинских эшелонов. Но бомбы рвались где–то рядом, да так, что наше здание сильно содрогалось. После бомбежки мы уснули и спали крепко. Проснувшись утром, я заметил, что не стало слышно стонов старлея. Повернувшись в его сторону, я увидел, что он уже накрыт с головой простыней. Вскоре пришли санитары, переложили его на носилки и унесли. Предсказания главного хирурга сбылись раньше, чем мы думали … Майор был из штаба 60–й армии, знал наш полк. С ним было интересно беседовать на разные темы. От него я узнал и об отвлекающем наступательном маневре наших войск под Рыльском, о котором я так недоумевал, и о главном ударе 60–й армии под Севском. Впоследствии войска Центрального фронта, преодолевая упорную оборону немцев в районе Севска, форсировали Десну и 21 сентября овладели Черниговом. Вслед за 13–й армией наша 60–я армия ген. Черняховского форсировала Днепр в р–не Ясногородки (севернее Киева). Подводя итоги Курской битвы, Верховный Главнокомандующий отмечал: «Если битва под Сталинградом предвещала закат немецко–фашистской армии, то битва под Курском поставила ее перед катастрофой».