Шашки наголо! - [13]
Мы тоже отрабатывали приемы рукопашного боя, работая штыком и прикладом, на соломенных щитах и чучелах. Команды «Коротким коли», «Длинным коли», «Прикладом бей» раздавались по плацу. Но у нас для этого выделялись часы, а у них дни и недели.
Старший сержант Стулов был помощником командира нашего взвода. Насколько был человечен командир взвода, лейтенант Сербин, настолько бесчеловечен был Стулов. Он был высокого роста, широк в плечах и обладал небывалой силой и скверным характером. 76–мм пушку ЗИС–З он свободно один катал по плацу. Откуда он такой свалился на наши головы мы не знали. Друзей у него не было. Дисциплину во взводе он поддерживал своим непреклонным характером, зычным голосом и чертовской силой. Был требователен чрезмерно, до издевательства. По нескольку раз заставлял он нас исполнять не понравившиеся ему наши действия. То койка, по его мнению, неправильно заправлена, или неверно подшит подворотничок, или слабо вычищены сапоги, или отдраена пряжка ремня и пуговицы … Да мало ли к чему еще можно было придраться у курсанта! Ему доставляло большое удовольствие заставлять нас по несколько раз исполнять его приказания, при этом он направо и налево раздавал нам свои наряды вне очереди. Мы уже хотели устроить ему «темную» за все его издевательства над нами, но передумали и решили расправиться с ним после окончания училища. По основным предметам, кроме строевой, Стулов успевал посредственно, так что звания лейтенанта ему не видать, в лучшем случае ему присвоят звание младшего лейтенанта. И мы с нетерпением ждали того дня, когда нам присвоят офицерские звания и мы смогли бы разделаться со Стуловым. Но, увы, во время государственных экзаменов Стулов куда–то пропал из училища так же внезапно, как и появился в начале нашего курса.
Хотел бы немного рассказать об особенностях курсантского быта. Прохудились у меня сапоги, и пришлось их сдать в ремонт. Каптенармус вместо сапог предложил мне ботинки с обмотками, мотивируя тем, что сапог на замену нет, а кожаные, новые ботинки гораздо лучше, чем кирзовые сапоги. Так что, пока не отремонтируют ваши сапоги, придется поносить вам обмотки. Не представляя последствий такого шага и так как другого варианта не было, пришлось согласиться. Беда подстерегала меня утром при подъеме и построении на физзарядку. Ребята по команде «Подъем!» и почти одновременно «Становись!», всунув ноги с портянками в сапоги, бегут в строй. А я все еще копаюсь с портянками, ботинками, шнурками и обмотками. Надо не только надеть ботинки с портянками, но и зашнуровать ботинки, намотать обмотки, чтобы они не размотались при движении, и встать в строй. Если обмотки размотаются в строю, на них наступит идущий сзади, ну а дальше это будет уже не строй, а куча мала. В строй я становлюсь последним, с опозданием. Строй я задержал и получил от Стулова один наряд вне очереди. Иногда я хитрил. Скатанные обмотки засовывал в карманы и уже в строю наматывал их на ноги. Намучившись с неделю, я наконец–то получил свои сапоги из ремонта и, несмотря на четыре наряда вне очереди, заработанные в это время, облегченно вздохнул.
Какой–то отдушиной для курсантов было участие их в художественной самодеятельности. На прослушивании кандидатов, желающих записаться в хор, был и я. Участники хора освобождались от непосредственных хозяйственных работ, таких, например, как спасение тюков табака от разлива реки Томь. При прослушивании я старался как можно громче и отчетливее пропеть куплеты песни, не особо считаясь с мелодией, исполняемой на рояле. Слух меня подвел, и в хор меня не приняли, в то время как курсанты с тихим, на мой взгляд, непригодным для хора голосом записались в хор.
Демонстрировали для нас и новые кинофильмы в большом кинозале, расположенном рядом с нашей казармой. В кинозал мы ходили, чтобы выспаться. Во время сеанса в темноте нам никто не мешал хорошо поспать, так как спать до отбоя курсанту не разрешалось. А сна нам не хватало. 1 О часов занятий, из которых более половины на морозе, и 4 часа самоподготовки под присмотром офицера, остальное время уходило на питание, умывание и прочие бытовые надобности, так что на личные дела время почти не оставалось.
Кормили нас хорошо, но занятия нас так изматывали, что, несмотря на калорийное и достаточное для нормальных условий питание, нам все было мало, и при случае мы покупали булку или белый хлеб (черный хлеб в Сибири не выпекали). Для борьбы с цингой нам подавали на стол сибирский чеснок (калбу). Кал6а напоминала листья щавеля, но запах имела чеснока. Для более полного освоения нами витаминов врач училища предложил поварам картофель мыть, но не чистить, варить его с шелухой, так как в шелухе и под ней много витаминов. С этого времени и в супе и в пюре у нас картофель был с шелухой. Ну, а что курсанты? Курсанты все съедят.
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Фронтовая судьба автора этой книги удивительна и уникальна.За годы войны летчик Константин Михаленко совершил 997 только подтвержденных боевых вылетов и при этом остался в живых! Причем в полете его не защищали ни броня Ил-2, ни авиапушки «яков» и «лавочкиных» — лишь дерево и перкаль открытой кабины По-2, того самого «небесного тихохода», неприхотливого труженика мирного времени, в грозные годы войны ставшего ночным бомбардировщиком.Вдумайтесь! Почти 1000 раз пришлось молодому выпускнику Харьковской военно-авиационной школы лететь сквозь смертельные трассы зенитных пулеметов и разрывы снарядов, под слепящими лучами прожекторов, на минимальной высоте и без возможности раскрыть парашют, если страшный удар расколет его «летающую этажерку».
Автора этих мемуаров можно назвать ветераном в полном смысле этого слова, несмотря на то, что ко времени окончания Второй мировой войны ему исполнился всего лишь 21 год. В звании лейтенанта Армин Шейдербауер несколько лет воевал в составе 252-й пехотной дивизии на советско-германском фронте, где был шесть раз ранен. Начиная с лета 1942 г. Шейдербауер принимал участие в нескольких оборонительных сражениях на центральном участке Восточного фронта, в районах Гжатска, Ельни и Смоленска. Уникальность для читателя представляет описание катастрофы немецкой группы армий «Центр» в Белоруссии летом 1944 г., а также последующих ожесточенных боев в Литве и Польше.
«Люди механически двигаются вперед, и многие гибнут — но мы уже не принадлежим себе, нас всех захватила непонятная дикая стихия боя. Взрывы, осколки и пули разметали солдатские цепи, рвут на куски живых и мертвых. Как люди способны такое выдержать? Как уберечься в этом аду? Грохот боя заглушает отчаянные крики раненых, санитары, рискуя собой, мечутся между стеной шквального огня и жуткими этими криками; пытаясь спасти, стаскивают искалеченных, окровавленных в ближайшие воронки. В гуле и свисте снарядов мы перестаем узнавать друг друга.
Автор книги начал войну командиром тяжелого танка KB-1C, затем стал командиром взвода самоходных артиллерийских установок СУ-122, потом СУ-85 и под конец войны командовал ротой танков Т-34–85. Он прошел кровавыми дорогами войны от Сталинграда до Кенигсберга. Не раз сходился в смертельной схватке с немецкими танками и противотанковыми орудиями. Испытал потерю боевых товарищей, вкус победы и горечь поражений. Три раза горел в боевых машинах, но и сам сжег немало вражеской техники. Видел самодурство начальства, героизм и трусость рядового и офицерского состава.