Шашечки и звезды - [16]

Пономарев и Красуцкий нетерпеливо ждали своей очереди. Уже дважды обговорили все этапы предстоящего сражения. Пономарев, выступающий в роли ведущего, успел даже рассказать своему молодому ведомому несколько фронтовых эпизодов о схватках с противником в воздухе. Наконец раздалась команда занять места в самолетах. Летчики вскочили на крылья и скрылись в кабинах. Застегнули шлемофоны и застыли в ожидании. В наушниках прозвучал знакомый голос майора Полушкина, руководителя полетов. Машины послушно вырулили на полосу и заняли стартовую позицию.

Миша Пономарев внимательно следил за показаниями приборов. Вот его самолет ускорил бег по траве, которая все быстрее мчалась навстречу, сливаясь в длинную серо-зеленую полосу. Аэродром остался внизу. Миша убрал шасси. Под крыльями мелькнула железнодорожная станция, и тут же рядом показалась бесформенная глыба элеватора. Следом за Пономаревым летел Красуцкий на своем «яке».

Стартовали они в западном направлении, но зона их воздушного «боя» замыкалась в треугольнике Карловка, Полтава, Алексеевна. Пономарев взял курс на северо-запад. Вместе долетели до заданного района и здесь разошлись в противоположных направлениях, чтобы начать «бой».

Вначале Пономарев недооценил молодого пилота, однако уже после второго круга убедился, что Красуцкий — «противник» опасный, и решил не поддаваться.

Оба так разгорячились, что не заметили, как ухудшилась погода. Тучи опустились, а над речушками Коломак и Орчик появились полосы тумана, затягивающего прибрежные равнины. «Яки» летели теперь строем в сторону Харькова, хотя после многих выполненных во время «боя» фигур пилоты частично потеряли ориентировку. Они не заметили, как попали в зону сильного магнитного поля.

Красуцкий сел на хвост своему «противнику» и бил очередью из фотопулемета. Увлеченный воздушным «боем», он не обратил внимания на то, что его компас начал вытворять удивительные вещи. А Пономарев, также забыв о зоне магнитной аномалии, уходил от атакующего его самолета по курсу в соответствии со своим компасом, который в это время тоже давал неверные показания.

Видимость с каждой минутой ухудшалась. В такой ситуации Пономарев принял решение:

— Четырнадцатый, я — двадцать четвертый. Прекращаем выполнение задачи. Возвращаемся на аэродром!

— Двадцать четвертый, я — четырнадцатый, — ответил Красуцкий, — все понял. Прекращаю выполнение задачи. Иду твоим курсом.

Теперь они летели прямо на Полтаву. Над Васильевкой следовало изменить курс на семьдесят градусов, но внизу, как назло, совсем не видно Васидьевки… Через десять минут полета под ними выросли контуры какого-то города.

«Ну вот, — решил Пономарев, — долетели до Полтавы. Теперь необходимо только изменить курс на Карловку, и скоро приземлимся дома…»

Но что это? Местность не соответствует карте! Под крыльями «яков» вырастают какие-то крупные населенные пункты, которые трудно узнать. А видимость все ухудшается.

— Двадцать четвертый, я — четырнадцатый! Находимся, кажется, северо-западнее Харькова!

Миша ничего не ответил Красуцкому. Он только сейчас понял, что по пути они оказались в районе магнитной аномалии. Понял, что заблудились. Мысль лихорадочно работала, он старался найти выход из трудного положения. Он хорошо помнил недавний разговор после известного «концерта», и у него не было желания опять являться к командиру. К тому же не хотелось признаваться ведомому, что он, бывалый фронтовик, заблудился над своей территорией, вблизи своего аэродрома!

Решительным движением пилот изменил курс на девяносто градусов влево и отдал ручку от себя. Самолет пошел на снижение. Пономарев сконцентрировал все свое внимание, стараясь отыскать характерные, знакомые по карте ориентиры на местности. Увы, их нигде не было видно… Вокруг, куда ни бросишь взгляд, простирались колхозные поля. Но вот какой-то полустанок. Миша опять снизился, стараясь прочитать название, но безрезультатно. Компас не мог помочь. Пилот изменил курс на 180 градусов и вернулся, чтобы совершить посадку в районе полустанка. Убрал газ, выпустил закрылки и шасси. Приземлиться решил на краю зеленеющего поля озимых.

Колеса самолета коснулись мягкого грунта и начали утопать в нем, но благодаря малой скорости посадка прошла благополучно. Пономарев беспокойно осмотрелся по сторонам. За ним шел на посадку Красуцкий, стараясь все сделать так же, как и ведущий. Засмотревшись на машину Пономарева, молодой пилот в последний момент понял, что приземляться придется на мягкую землю. Машина уже коснулась колесами грунта, когда Красуцкий прибавил газ, желая заставить машину вновь подняться в воздух. Было слишком поздно, но это спасло самолет от капотирования.

«Чуть было не кувыркнулся через нос, — молниеносно промелькнула мысль в голове пилота. — Такое капотирование может окончиться катастрофой», — подумал он, вспомнив рассказы инструкторов в школе и советы опытных пилотов.

Но это было еще не все. Машина катилась все медленнее, и — о ужас! — катилась прямо на истребитель Миши!

Красуцкому сделалось жарко, как не было даже во время первого самостоятельного полета. Он знал, что при таком положении самолета нельзя слишком резко притормозить или свернуть в сторону. Самолет ведущего все ближе. Еще мгновение — и винт врежется в хвост или плоскости машины товарища… К счастью, мягкий грунт помог вовремя притормозить самолет, и это спасло пилотов от аварии.