Шарль Моррас и «Action française» против Германии: от кайзера до Гитлера - [16]

.

Законотворчество, военную, внешнюю и финансовую политику Моррас считал прерогативой несменяемой центральной власти[29]. Ее носителем и гарантом служит наследственный монарх, у которого «нет ни другого дела, ни другого интереса, кроме как защита и развитие своей страны» и который «в наибольшей степени заинтересован в общественном благе» (МЕМ, cxxvi). Герцог Орлеанский 18 августа 1900 г. в письме к Моррасу, служившем публичным знаком одобрения его деятельности, высказался в пользу децентрализации (МЕМ, 105–106).

В статье «То, чего хочет Франция», появившейся 16 ноября 1899 г., на следующий день после декларации «Action française», Моррас суммировал: «Монархическая идея – не что иное, как максимальное выражение идеи патриотизма» (VCM, 165). Позже он писал Барресу: «Можно ли преобразовать широкое национальное чувство, присущее умным, энергичным, сильным французам, в ясную монархическую волю? <…> Вот вопрос. Если правильно поставить его, возможен только положительный ответ» (ВМС, 299).

На вопрос «Не кажется ли вам сложной реставрация монархии?» Моррас отвечал: «Это доказывает лишь то, как нелегко возродить Францию» (ASF, 292). Утопизм? «Монархия доказывается как теорема», – парировал он (МЕМ, 118). Оппоненты и даже союзники упрекали Морраса в излишнем рационализме и «отсутствии мистики» (JGA, 105). «Я не знаю, что такое вера. У меня нет веры в монархию», – писал он Барресу в ноябре 1901 г., пояснив: «Предположим, мы хотим построить мост. Я провожу разведку местности, изучаю почву, рельеф, камни. Сделав, докладываю: нашел хорошее место. Возможно, единственное подходящее, потому что вот тут почва зыбкая, там и там – другие препятствия. Остается отмеченная точка, но и здесь имеется ряд трудностей. Эту и эту мы преодолеем; во всяком случае, ничего невыполнимого. За работу» (ВМС, 349–350). Прочитав в июле 1900 г. первые главы моррасовской анкеты о монархии, из которой выросла его программная книга «Исследование о монархии» (слово enquête допускает и такой перевод), Вожуа назвал автора «единственным роялистом во Франции». «Присоединяйтесь, и нас будет двое», – парировал тот (DVA, 11). Моррас, у которого «страсть убеждать была самой сильной» (DVA, 14), добился своего: Вожуа присоединился в июне 1901 г., хотя годом раньше, отвечая на анкету друга, оспаривал возможность реставрации из-за отсутствия соответствующей интеллектуальной элиты и материальной базы (МЕМ, 159–166). Переход «Action française» в лагерь роялистов состоялся.

VIII

Моррас сделался не только теоретиком и идеологом, но вдохновителем движения. Он «воплощал собой доктрину, но никогда не отделял ее от действия», – писал Леон Доде, ставший монархистом под влиянием Морраса (LDS, 284). Доде восторгался не только «интеллектуальным богатством» и «неотразимой диалектикой» этого «посланника королевской мудрости в мир республиканской и демократической глупости», но и твердостью его духа: «Моррас подобен мечу из закаленной стали. Не останавливаясь, он идет к цели, увлекая мир за собой. <…> Для него нет ни безнадежных дел, ни тщетных усилий, ни болезней без лекарства, ни неудач без реванша» (LDS, 184–187).

«Моррас для монархии, что Маркс для социализма, – говорил синдикалист Жорж Сорель, оппонент, но не враг. – Это сила» (TNM, 145). Непримиримый противник – левый социалист и одно время лидер коммунистов Людовик-Оскар Фроссар признал: «Не все читатели Морраса стали или остались монархистами, но все пополнили ряды противников демократии. По существу, никто не оказал на наше время такого глубокого и заметного влияния, как этот неутомимый диалектик» (CRS, 62). Как было не перепечатать такой отзыв! И даже Альфред Фабр-Люс, «коллаборант» и потому точно не союзник, летом 1941 г. признал: «За сорок лет систематического разрушения (так и просится современное слово «зачистка». – В. М.) Моррас создал tabula rasa, на которой антидемократическая Европа может начать строительство»[30].

Главные цели «Action française» были политическими. Памятуя о провале Лиги французской родины, но претендуя на ее социальную базу, движение отказалось от системной политики вроде участия в выборах. «Бросая вызов основополагающим принципам существующего строя, было бы странно начинать с их принятия и недальновидно претендовать на их использование» (CRS, 75), – писал Моррас. К тому же, как тонко заметил Абель Боннар, «демократия сама формирует тот народ, у которого спрашивает. Прежде чем узнать его мнение, она определяет его ответ»[31].

Просветительская деятельность нового движения сочеталась с шумными акциями, демонстрациями «во славу» и «долой», уличными потасовками, которые в «Action française» называли «насилием на службе разума» (CRS, 99). И то и другое привлекало молодежь, в том числе в университетах и лицеях, где на рубеже веков господствовали социалистические, интернационалистские и пацифистские настроения. В начале 1910-х годов ситуация изменилась в пользу национализма, патриотизма и активизма.

«Если в Лиге французской родины царил разброд, здесь все мысли и усилия объединились под влиянием нашего гениального вождя», – восторгался Доде (LDS, 189–190). Команда «Action française» сработалась, доктрина оформилась, число сторонников росло, только денег по-прежнему не хватало. В пестроте монархистов, националистов, консерваторов и радикалов различных толков движение сумело заявить о себе и отобрать у конкурентов часть паствы, но не сразу стало лидером. Для организационного укрепления его позиций Вожуа и Моррас 15 января 1905 г. объявили о создании Лиги французского действия, основанной на сочетании идейного единства и дисциплины с инициативой. Каждый член организации приносил письменную присягу: