Шарф - [13]

Саша вернул тачку на место, попил воды и умылся у колонки, одел пришедшиеся в пору костюм и туфли, вытащил из пепельницы на крыльце у вагончика несколько окурков подлинней и опять двинул к железной дороге. Он шёл всю ночь вдоль полотна, будто игрушечной узкоколейки, утром свернул в лесопосадку, аккуратно снял костюм, лёг в траву и проспал до обеда. Проснувшись поел диких яблок и с наступлением темноты опять шёл и шёл. Зэка Качалов давно уже потерял счёт времени, его лицо покрывала жёсткая щетина, от усталости и недоедания двигался он всё медленней, но его глаза по-прежнему светились, как шахтёрский фонарик. На пятый день он вышел на деревянный перрон какого-то заброшенного полустанка.

— Гражданин, предъявите пожалуйста удостоверение наличности, — Саша медленно повернулся. Перед ним стоял невысокого роста человек в расстёгнутом, сером кителе и жизнерадостно улыбался.

— Это вы мне?

— Тебе… А кому же ещё? — сержант улыбнулся ещё жизнерадостней, — кажись здесь больше никого и нет…

Саша обречённо полез во внутренний карман пиджака. Там он пальцами нащупал какую-то бумажку и не глядя протянул её милиционеру. Тот взял её, приблизил к глазам, неопределённо хмыкнул и официальным тоном сказал:

— Ну что же, тогда следуйте за мной.

На другой стороне перрона одиноко стоял деревянный домик, видимо станция. Под крышей домика, белой краской было выведено «Посёлок Верхняя Галда». Войдя в помещение, милиционер дружелюбно обратился к Саше:

— Посиди здесь, я быстро… — и взмахнув перед его лицом двадцати пятирублёвой купюрой, быстро исчез за дверью. Саша услышал, как завёлся мотоцикл. Он быстро проверил остальные карманы пиджака и брюк, из бокового он достал сложенный вчетверо пожелтевший лист казённой бумаги — «Накладная» на имя водителя грузовика, Владимира Елисеева.

Стол был заставлен винными бутылками и нехитрыми закусками — крупно нарезанным плавленным сырком «Череповец», варёными яйцами, яблоками, от вида которых, у Саши оскоминой сводило челюсти. Они сидели в дырявом сарае.

— Раньше здесь была голубятня, — рассказывал милиционер Петя, поглядывая по сторонам, — потом её сожгли. Голуби вернулись, покружили и улетели. Больше не возвращались… Так кем ты Володьке приходишься?

— Да мы в армии вместе шоферили, — легко соврал Шахтёр.

— Однополчане… Молодец, что приехал друга хоронить! Ну давай, — он поднял доверху наполненный бурым вином стакан, — чтоб земля ему была пухом…

Потом они ещё долго пили: на посошок, на коня, стременную, по-сиротски со слезой…

— Ты похож на мою тёщу… — по-школьному сложив руки на столе, пьяно промямлил Петя.

— Характером?

— Нет… Усами!

Они выпили всё что было, потом несколько часов проспали, а вечером на мотоцикле, сержант транзитной милиции Петя, подвёз беглого зэка Качалова, на вокзал в Новороссийск. Они неторопливо выкурили по сигарете и милиционер отдал зэку оставшуюся с двадцати пяти рублей сдачу, которой как раз хватило на билет до «шахтёрской столицы».

Качалова разбудил бодрый голос: «…В эфире утренняя гимнастика! Встаньте прямо, ноги поставьте на ширину плеч…» Саша перевернулся на живот, посмотрел в окно и прочитал на похожем на старинный монастырь здании вокзала, мягкое украинское название города. Он не раздумывая спрыгнул с верхней полки, наскоро оделся и выскочил на перрон. Мятая проводница сладко подтянулась, вяло взмахнула флажком и захлопнула за ним тяжёлую вагонную дверь. Вспугнув сонных грачей, утреннюю тишину взорвал тепловозный гудок, тормозные цилиндры со свистом выпустили воздух, скрипнули колёса и состав медленно сдвинулся с места.

В косых лучах восходящего солнца, роса на городских клумбах переливалась тысячами бриллиантов. Дышалось легко и свободно. Ноги привели Сашу Качалова на берег реки. Там с затонувшей баржи, два мужика сидя на корме удили рыбу. Саша спустился на берег и присел на бетонн ый блок парапета. Солнце начинало припекать. Он лёг и закрыл глаза, тепло от нагретого бетона, приятно расслабляло тело, перед глазами пролетели события последних дней. Рыбаки тем временем сварили уху, её запах безжалостно щекотал нос. Не заметно для себя Саша уснул, ему снились море жёлтых цветов подсолнечника…

— Эй, мужик, иди поешь… — сквозь сон, долетел до него голос, — сегодня рыбный день, в меню уха из судака.

Саша остался жить на барже с Доктором и Сычом. Зимой он подрабатывал сторожем на стройках, копил деньги. На лето уезжал в Верхнюю Галду. Он познакомился с вдовой Володи Елисеева, помогал ей в хозяйстве, отремонтировал крыльцо и крышу, присматривал за могилой «армейского друга». И ещё Саша обязательно навещал милиционера Петю, его сыну он всегда привозил в подарок фонарики…

* * *

Занятий в школе уже не было, до Нового Года оставалось два дня, Миша зашёл в учительскую за табелем, но никого там не застал. В углу сидел военрук, майор Запивайко и внимательно смотрел телевизор: «… Высокая безработица, кризис, инфляция — с неуверенностью вступает Америка в наступающий год …» торжественно вещал Валентин Зорин. Миша спустился в спортзал, там перед входом, была небольшая терраса, где обычно собирались старшеклассники. Но и там никого не было. Покрутившись без дела в вестибюле, поболтав с учителем труда, ветераном трёх войн, дядей Лёшей, курившим по фронтовой привычке самокрутки, Миша отправился к Вике. Над дорогой пролетел шквал ледяных осколков — караван снегоочистительных машин, ледоколом врезался в снежные курганы. Минут через 15, когда у него уже начали коченеть пальцы, к остановке сонно подполз покрытый голубоватым инеем, знакомый автобус, створки дверей флегматично сложились, впустив в салон Мишу и тут же с грохотом захлопнулись. Внутри было, как в волшебном ледяном дворце. Миша подышал на стекло, в заледенелом окне появилось прозрачное отверстие размером в трёхкопеечную монету, он растёр его пальцами, на стекле возникли нацарапанные слова: «Тише едешь — позже сядешь».