Шансы есть… - [102]
— Поговорю с Анитой…
Мики в упор посмотрел на Линкольна.
— Не поговоришь. Я серьезно.
Миг спустя Линкольн произнес:
— Мне придется ей обо всем этом рассказать, знаешь ли.
— Как? — Притворное возмущение Мики выглядело на редкость убедительно. — Только потому, что ты женат на ком-то четыре десятка лет, ты обязан обо всем рассказывать?
— Знаю-знаю. Подкаблучник до упора.
— Ага, но ты бы стал подкаблучником, на ком бы ни женился. Анита хотя бы марку держит.
— Я ей передам. — Линкольн улыбнулся.
Сколь бы мучителен ни был разговор, хмарь в воздухе он все же разогнал, и за это он был глубоко благодарен. Может, уже и не один за всех и все за одного. Может, никогда так и не было. А вот друзьями — да, притом хорошими, они были, и очевидно, остались до сих пор.
— Кофе выпьешь? — спросил он.
— Не, соберу манатки, и мы рванем. Нелегко будет уговорить Дилию вернуться в программу. Чем дольше она в самоволке, тем круче придется.
Дилия и Тедди двигались теперь к середине лужайки — о чем бы ни разговаривали они все это время, беседа явно закончилась.
— Уж лучше бы Тедловский не рассказывал ей о том, как Джейси запрыгивала на столы, когда пела, потому что вот это уж ей точно понравится. — Мики огляделся: — Ты правда, что ли, собираешься этот дом продать?
— Думаешь, не стоит?
Мики пожал плечами.
— А мне почем знать?
— У большинства людей бывают мнения.
— У меня — нет, — сказал Мики.
Вот что в нем всегда к нему располагало, подумал Линкольн, — эта способность произносить полнейшую нелепицу так, что при этом та звучала совершеннейшей правдой.
— Похоже, вы с Дилией утром неплохо так поговорили, — забросил удочку Линкольн.
Он вез Тедди в больницу, чтобы ему там проверили глаз и сделали перевязку. Поврежденная часть лица казалась распухшей еще больше, чем утром, последствия ушиба проступали явнее, но после отъезда Мики с дочерью Тедди вздремнул, и это, судя по всему, пошло ему на пользу, и теперь Линкольн удивлялся его способности к самоисцелению.
— Что скажешь про нее?
— Даже не знаю, — ответил Тедди, как будто в точности над этим вопросом в этот миг и размышлял. — Как будто вот Джейси в ней есть, выглядывает из этих глаз, а через минуту совершенно пропала и перед тобой совсем чужой человек.
Линкольн кивнул. Сам он с этой женщиной едва словом перекинулся, но впечатление от нее у него осталось такое же.
— Она определенно огрубленная версия матери, — продолжал Тедди, — но этого, наверное, можно было ожидать. Вычти Гринвич, Коннектикут, и хорошие частные школы, замени их на дерьмовые государственные — и получишь Дилию. Но я себя поймал на том, что мне она нравится. Очень, вообще-то, нравится. Она упрямая и может за себя постоять — таким сделается всякий, поскакавший по приемным домам. В Мики она еще толком не разобралась, но, похоже, он ей вроде бы нравится.
— Нравится?
Тедди пожал плечами.
— Я где-то читал, что дети в русских сиротских приютах перестают плакать, когда понимают, что это без толку. Что, разумеется, эмоционально калечит их на всю оставшуюся жизнь. Мне кажется, что-то подобное могло произойти и с Дилией. Если она разрешит себе полюбить своего отца — станет уязвима. Лучше бы ей остаться крутой, пусть даже это значит, что придется смириться со скверными исходами. Вместе с тем, если бы она не надеялась хоть на что-то — не отправилась бы его искать. Но вот найдя, похоже, не понимает, что дальше. Возможно, ей просто нужен друг, а не отец.
— Вот как?
Должно быть, Тедди уловил в голосе Линкольна скепсис, потому что неодобрительно поглядел на него одним глазом.
— Ты не ощущаешь в себе обязанности? Она дочь Джейси.
По правде говоря, Линкольн не был уверен. Он предложил заплатить за клинику получше той, что была по карману Мики, но обязанность он чувствовал перед ним, а не перед ней. Да и Аниту тоже приходилось учитывать. Что она подумает, если он позволит себе привязаться к дочери девушки, в которую, как оба они знали, был некогда влюблен? Разве не заслужила она избавиться наконец от соперницы? Он надеялся, что, выяснив, как сложилась судьба Джейси, Анита успокоится, а теперь из-за Дилии этого может не произойти никогда. Хоть жена и находилась в паре тысяч миль от него и по-прежнему ничего не знала о существовании Дилии — ему показалось, что она ощутила ее присутствие, когда он ей позвонил.
— Что стряслось? — спросила Анита, едва услышав его голос.
Он не стал ей предоставлять полный отчет, а рассказал только о Тедди: как он потерял сознание, упал на разбитый винный бокал и в результате чуть не лишился глаза.
— Но вообще-то это еще не все, — признался Линкольн, — хотя сейчас я не очень могу разговаривать. Расскажу, когда парни уедут, честно. — Когда на это она ничего не ответила, он воспользовался случаем и сменил тему: — Как у тебя там?
— Твой отец привет передает.
— Да? Ну и как поживает старый распутник?
— Нормально, только эту свою новую женщину все время зовет Труди. А когда она ему напоминает, что она не твоя мать, отвечает… — Тут Анита изобразила его высокий писклявый голос: — «Это я вижу с первого взгляда на тебя».
Линкольн расхохотался в голос, как с ним это бывало, когда жена позволяла себе передразнивать его отца. В Ваве она разобралась минут через десять после знакомства, но обычно бывала слишком добра, для того чтобы его высмеивать.
Майлз Роби двадцать лет готовит бургеры в «Имперском гриле», эта работа стоила ему высшего образования и изрядной доли самоуважения. Майлз — хороший парень, но в его характере есть один трагический изъян — он не способен на решительные действия. И его доброту порой не отличить от готовности плыть по течению. Вот только течения в городке Эмпайр Фоллз весьма затейливы. Даже река Нокс тут делает петлю, прибивая к берегу все, что собрала выше на своем пути. Так и Майлз, с юности пытавшийся вырваться из душного родного города, кружит вокруг собственной жизни.
Веселая и честная, сострадательная и остроумная история длиной в одну невозможную неделю, случившуюся в жизни Хэнка Деверо. С неохотой и против собственной природы Уильям Генри Деверо Младший, предпочитающий, чтобы его звали запросто Хэнк, руководит английской кафедрой в захудалом колледже где-то в ржавом поясе Пенсильвании. Сам Хэнк по натуре наблюдатель и анархист, но кафедра стремительно разваливается даже без его усилий. В течение недели Хэнку предстоит пройти через массу испытаний и даже катастроф.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.