Шансон как необходимый компонент истории Франции - [19]

Я открываю глаза и вижу безлюдный Пон-Нёф. Прохожие глядят на меня удивленно, но быстро уходят своей дорогой. У меня жутко болят ноги. Довольно! Воображение, кажется, завело меня слишком далеко. Слишком много всего случилось на этом месте, но сейчас пора пройтись. Правой-левой, я разворачиваюсь и направляюсь на север, к Монмартру. Пора вернуться к XX веку. Настоящее манит меня.

Основная программа

«Все хорошо, прекрасная маркиза.

Все хорошо, все хорошо».

Рэй Вентура, «Все хорошо, прекрасная маркиза»

В которой войны возвращаются, как рефрен истории, а шансон завоевывает мир

Война и мир I

О том, как самая жуткая в истории Франции гражданская война привела к возникновению прелестной и горькой классики, а Жак Брель создал новый саундтрек belle poque[26], а также о том, как другой бельгиец потряс мир «Интернационалом». И о важных ролях, сыгранных Шарлем Азнавуром, Аристидом Брюаном, Патриком Брюэлем, Франсисом Кабрелем, Морисом Шевалье, Жан-Батистом Клеманом, Лео Ферре, Жюльетт Греко, Иветтой Гильбер, Феликсом Майолем, Мистенгетт и Аленом Сушон. И о таких значительных фигурах, как Генриетта Роланд Холст, Бобеян Схупен, Тутс Тильманс и Руфус Уэйнрайт.

Набережные Сены выглядели как обычно. Как декорации к романам Золя или Флобера. Как кадры из фильмов Карне или Годара. История глядела из каждого окошка, неуловимой тенью следовала за мной. Справа проплыли острова: Сите – «колыбель Парижа» и его менее знаменитый брат-близнец – Сен-Луи. В песне «Остров Сен-Луи» (Île Saint-Louis, 1951) Лео Ферре прекрасно его описал: «Сен-Луи надоело болтаться возле Сите, он мечтает сорваться с привязи, он жаждет свободы». Остров решил совершить кругосветное путешествие, но уплыть он сможет, лишь если «океан отхлынет подальше от Сены». Звуки рояля Ферре, казалось, звучат у меня в мозгу, шаг подчиняется его ритмам. Автор песни заключает: «Если остров мудр, он не уйдет в плавание. Париж сам напишет легенды о нем». Как бы подтверждая последние слова, справа вырастают четыре заполненные книгами башни Национальной библиотеки, одного из самых крупных в мире хранилищ рассказов, мифов и саг. Прекрасное напоминание: чем дальше вдоль берега Сены, тем больше попадается книжных прилавков, где любители могут порыться всласть.

Тем временем я добираюсь до станции Сулли-Морлан и спускаюсь в метро. Полковник Морлан пал в бою под Аустерлицем, во времена Наполеона. Его тело возвратилось на родину в бочке рома. А в названии станции имя Морлана стоит рядом с именем герцога Сулли, сподвижника Анри IV. Обычный парижский перекресток связал воедино легенду о Бонапарте с мифом о короле Анри. Я поднимаюсь из метро на бульваре Анри IV, и иду к площади Бастилии. Самый толерантный в истории монарх приводит меня туда, где пал ancien régime[27]. Что тут скажешь? История на каждом шагу. Под каждым камнем здешней мостовой зарыт материал, которого хватит на несколько статей в Википедии.

Мне не забыть разочарования, испытанного мною давным-давно, когда, впервые попав сюда, я вдруг понял, что новое здание Оперы построено как раз на месте Бастилии. Мысль, которую я сразу прогнал, на самом деле показательна: мне хотелось увидеть Бастилию. Не важно, что революционеры сровняли тюрьму с землей. Место, где она стояла, аккуратно очерчено на мостовой. Трудно его не заметить. Но внимание отвлекает гигантская Colonne de juillet[28], возведенная здесь в честь революции. Не в честь революции 1789 года, о которой вы подумали. Приглядитесь повнимательней, и вы прочтете: «27, 28, 29 июля 1830 года». Фанатичные историки немедленно заорут: Les trois glorieuses – Три Счастливейших Дня, в течение которых было покончено с ультраконсервативным периодом правления Шарля Х, младшего брата бедняги Луи XVI. Он был вторым Бурбоном на троне после падения Наполеона в 1815 году и последним королем, которому не удалось сохранить власть.

«Этой очарованности 1830 годом мне не понять»

Французская литература считает этот год вершиной романтизма. Индивидуализм, одиночество, любовь к природе и непреодолимая печаль сменяют друг друга в романах и стихах. Невозможность любви приводит к платоническим отношениям, как в романе Бальзака «Лилия долины». Сентиментальность, ирония, от объятий захватывает дух. Ален Сушон, один из известнейших французских шансонье, воспел все это в хите 1974 года «Любовь» (L’amour 1830). Словами je devais lui faire la cour, mais pas l’amour ему удалось разъяснить причину страданий бальзаковского героя, Феликса Ванденес, который «был куртуазен непомерно, но не влюблялся никогда». Нарядить песню в верные слова иногда важнее, чем обнажить ее героев.

Пока на страницах бесчисленных романов гремели взрывы, наступило 27 июля 1830 года, и насилие выплеснулось на улицы. Александр Дюма, не боявшийся приключений вне страниц своих мушкетерских романов, метался по городу, наслаждаясь схватками. Тысячи безумцев сопровождали его. Должно быть, Дюма огорчало то, что времена шляп с плюмажами и охоты за алмазными подвесками миновали безвозвратно. Король снова упустил свой шанс, к власти пришла буржуазия. И сама посадила себе на шею короля, на этот раз – Луи-Филиппа Орлеанского, немедленно обозвав его королем-гражданином, что очень скоро вернуло страну к Французской республике.