Шанелька и Крис - [43]

Ах так, сказала она себе, ах… так… И выворачиваясь из-под мужского тела, сделалась амазонкой, бросающей коня в самую гущу, в вопли и мешанину, чтоб без возврата.

Мимо окон ездил и ездил туда-сюда неутомимый паровозик, таскал вагоны поштучно, и надорванный, когда-то женский, голос командовал и ругал, непонятными, кажется, стершимися о скучный технический воздух словами и длинными комковатыми предложениями. В нужное время они добавили собственных невнятных слов в неспокойную ночную не-тишину, и теперь лежали молча, рядом, сплетя горячие ноги и хрипло дыша.

— Ого, — уважительно сказал Васька, уткнулся носом в подрагивающее плечо, — я вот сразу на тебя запал, когда увидел, как слушаешь. Вот и так и есть. Ну…

— Мерси вам, господин композитор. Вы тоже прекрасно исполнили свой чардаш.

— Фаду! — спохватился Васька.

— Думала, приврал, — Крис засмеялась, пытаясь укрыть одеялом его, сидящего, но пушистое сползало с голых плеч, и она придвинулась ближе, оборачиваясь кошкой вокруг его талии, укладывая голову так, чтоб не мешать гитаре и рукам.

Надо бы спросить, почему фаду, откуда он знает, что ей нравится именно эта музыка. Но мешала вдруг Леда Полонская, высокая и худая, с белыми волосами, распущенными до пояса. Модельная блондинка безнадежно влюбленного учителя из Волгограда. А какие Леда пишет стихи…

Под мягкий перебор струн Крис отодвинулась, укутывая голые бедра Васьки одеялом, отползла к стенке и села повыше, опираясь на подушку. Теперь ей был виден профиль, блик на плече и локте, подсвеченный из окна гриф гитары и согнутая спина. Снова стало зябко, но в проплывающем свете трудолюбивого паровозика-тепловозика гитарист становился таким прекрасным, что Крис стало очень хорошо.

С ним можно не спать, лениво думала она, любуясь движениями пальцев и изгибом спины, утром, в ярком уже солнце, пусть бы ходил, голый, садился, вставал, держа в руках кофейную чашку. А мне — лежать и любоваться. Секс получается, как бы в нагрузку к прекрасной внешности Васьки Конькова. Очень и очень неплохой, конечно, секс. Но все равно красота перевешивает. И это раздражает.

Музыка умолкла, не закончив аккорда. Вместо профиля Крис видела теперь освещенное дальним электричеством лицо с глазами то блестящими, то черными.

— Ты не слушаешь…

— Ты такой красивый.

И сразу поняла, не нужно бы этого говорить. Но кто знал, он ведь молодой и такой, щенок — щенком.

— Да. Получается, для всех просто игрушка.

Гитара легла в ногах Крис, Васька снова отвернул лицо, профиль опустился, скрывая скулу за свешенными жесткими косичками.

— Нет же. Разве плохо быть красивым, а? Вот я не великая красавица, мне всегда казалось, это так здорово, быть прекрасным совершенством.

За окном снова ехал неутомимый тепловоз, свистнул, и оба помолчали, пережидая стук и новую раздраженно-длинную фразу из репродуктора.

— Я книжку читал, давно уже. Ну этот, который написал про гнездо кукушки.

Ого, хотела удивиться Крис, но вовремя себя одернула.

— Кен Кизи, — сказала только.

— Да. Там парень один, он мучился сильно, из-за того, что красивый был, прям совершенство. Потом случилось что-то, беда какая-то, я не помню, у него остался шрам, через все лицо. И он стал спокойным. Понимаешь? Все стало, как надо, для него.

— Может, он просто струсил? — предположила Крис, потихоньку натягивая на ноги одеяло, нагретое васькиным теплом.

— Может, и струсил. Или устал.

Она потянула его руку, укладывая рядом, а он, как ребенок, упирался, одновременно подаваясь и ложась не рядом, а сверху.

— Извини, — шепот запутался в жестких косках, коснулся невидимой скулы, щекотной губам, — я не думала, что для тебя так. Не нужен тебе шрам, Васька Конек. Сейчас я тебя все равно не вижу. Глазами.

В бледном рассвете, когда надорванный голос из репродуктора умолк, они успели поспать пару часов, и проснувшись, Крис все же полила цветы в маленькой оранжерейке, потом пришла и села, разглядывая спящего Ваську. Улыбнулась упрямой и слегка виноватой улыбкой. Черт и черт, ну какой же он красивый. И пусть. Лежит тут, как подарок ко дню рождения. Только шелковой ленты не хватает через голое пузо.

Ко дню свадьбы, подумала и развеселилась, представив картинку, как Васька дарит сам себя невесте в белом платье, явившись на торжество в картонной коробке с бантом.

Об этом нужно обязательно рассказать Шанельке. Коробка — это пустяки. А вот вся ситуация, в которой красота берет владельца в плен и повелевает, без жалости отметая его собственные человеческие желания и стремления, это ей понравится. И может, когда-то станет сказкой, не обязательно детской.

А еще, подумала она, наклоняясь, чтоб поцеловать мягкое во сне, совсем пацанское лицо с глазами, прикрытыми темно-золотистыми ресницами, вся эта ситуация с ее стихами, отобранными и переданными воображаемой красавице с мифологическим именем Леда, именно за ее красоту переданными, она вывернуто интересна, но и мешает. Будто сама Крис тут лишняя, слишком земная, будто она не сумела, а та, из-за своей красоты, авансом все может. Вот где подвох, главный. Ты переписываешься в сети, и он, так мало знакомый тебе, может и не прикидывается кем-то, но воображает вместо тебя — совершенно другое. Это обидно и отсвет обиды на старого мечтательного дурака ложится на отношение самой Крис к Ваське, который в Леду поверил и поет ее стихи. Ее, а не Крис. Ну, и ну вас лесом, мирно подумала и легонько поцеловала уголок красивого рта.