Шанелька и Крис - [42]

— Знакомая… — Крис села повыше, снова натягивая одеяло на грудь, — его знакомая?

— Ну да, — удивился ее удивлению Васька, — он меня постарше, музыку преподает в Волгограде. Нет, она не в реале, а просто — переписывались. Он чуток про нее рассказал. Слушай, а времени сколько? Нам когда домой?

— Устал?

— Трепаться устал, — уточнил Васька, тоже усаживаясь повыше, — а хочу еще успеть. Пару раз.

— Я думала, раз пять. Распять…

Они вместе засмеялись. Васька облапил ее шею, пытаясь уложить, но Крис мягко вывернулась, отталкивая его ладонью.

— Есть время. Ты договори, ладно?

— Чего так срочно? — удивился Васька, — в другой раз доскажу.

— Ну. Шанелька пишет, ее сильно история эта зацепила, со стихами.

Она замолчала, пытаясь сообразить, а сообразит ли Васька, что пока не стал рассказывать, никакой, собственно, истории не было.

— А, — удовлетворился объяснением тот, — угу, я понял.

За окном прочихал мимо одинокий тепловоз, протягивая по ярчающему и после тускнеющему свету тени кустов и растрепанных крупных роз. Посвистел, укатываясь куда-то, в недалекое техническое пространство какого-то полустанка.

— В-общем, он сильно на этой даме повернут был. Мне раза два писал, как они там ночами трепались, аж до утра. В комментах и письмами перекидывались. Восхищался, вот какая существует где-то женщина, удивительной просто гармонии. И внешность, и мозги, и талантливая какая. Один раз видно, подбухал хорошо, здоровое такое письмище мне прислал, все про нее. И страдал, что сам женатый и старый уже. Ну и куда ему дергаться, из своего Волгограда, в Швейцарские Альпы.

— Ку-да?

— Она уехала, давно уже, — пояснил Васька, — не перебивай, а то время же. Уехала замуж, муж у нее лыжный инструктор, в горах у них шале. Она тоже катается. И конечно, лысый старпер с Волги, нафига он ей? Разве что в сети трепаться, чтоб язык не забыть, ну и он конечно, умник, и молодец, куда там ее импортному хазбенду. Они похожи как брат и сестра. Физический контакт.

— Кто похожи? — Крис нервно гладила Васькину башку, запутываясь пальцами в дредах.

— Больно.

— Извини.

— Ну эта, Леда Полонская, и ее лыжник. Оба высокие, беловолосые. Кристина, все, я про них больше не хочу. Нафига мне тощая длинная Леда, даже с классными стихами, если ты вот. Мы вот. Одни, дача. Романтика.

— Банки с кобрами, — согласилась Крис, — она ему фотку, что ли, присылала? Может наврала, а сама — мужик в майке-алкашке?

— Может. Чужую. Да. Роман мне рассказывал, а я сам не видел же. Может и Ромка сам в майке-алкашке. И хазбенд в Альпах. И в…

— Майке-алкашке. Иди сюда, чудо ты в дредах. Конь в никотине. Ты сам-то откуда вообще?

— Не смейся только. Я в Конькове родился. Блин, ты ржешь! Мы вообще приехали, цветы поливать или ржать конями? Или еще что?

— Ржать, конечно. Коньков из Конькова. Ну и еще кобру в банку. Иди сюда.

— Нет. Это ты иди. И одеяло. А то холодно.

— Ненадолго.

Эта была странная ночь и странное место. Крис оказалась там, будто не сама: выдернули из обыденной налаженной жизни, полной обычных хлопот, перенесли по осеннему воздуху и устроили внутри темной коробки, где прохладный нежилой воздух перемешивался с помигивающими бликами на круглых бочках бесчисленных банок. Под одеялом быстро становилось жарко, а после само одеяло оказывалось на полу, потом у обоих замерзали руки, плечи и задницы, и смеясь, они снова шарили под краем низкой кровати, вытаскивали теплое, ими же согретое, заворачивались вместе, прижимаясь друг к другу и от этого загораясь опять. Одеяльные хлопоты мешали Крис, хотелось, вернее, представлялось заранее, что прекрасно было бы вдумчиво заниматься друг другом, путешествуя вдоль почти незнакомого тела касаниями и поцелуями, плавно повышая температуру до яркого взрыва. Услышит ли кто-то их возгласы и смех, Крис не боялась. На темной дачной улице светили окошки всего в паре домишек, а между ними — сонная предзимняя тишина. Тут еще будет шумно и ярко, знала Крис, загоняя машину в небольшой асфальтовый двор, сначала на Хэллоуин, потом на зимние праздники, ну и по выходным народ приезжает. А сегодня им повезло — будни, межсезонье.

Но именно поэтому редко навещаемая комната никак не желала прогреваться, и медленных путешествий не получалось, а в тесном нутре одеяла все было скомканным, будто они перемешались телами, и температура прыгала, от ледяного озноба до жаркого пота на лопатках и спинах.

Он так красив, напоминала себе Крис, закрывая глаза и вызывая мысленную картинку с яркими Васькиными глазами, с его перегибистым длинным телом, изящными, но не женственными руками. С золотистыми скулами и бредпиттовской мальчишеской улыбкой. Так красив. Нажим в мысленном утверждении доказывал: раз уж пришлось проговаривать, уверяя себя…

Но в общем все очень и очень неплохо, возразила она себе, запрокидывая голову и подставляя шею мужским поцелуям. Но сама же и посмеялась необходимости возражения. Было бы совсем все прекрасно, не мыслила бы. А летала ведьмой, вдоль, поперек, под и над, протискиваясь в какие-то промежутки, растаптывая и распластываясь, прыгая в неизмеримую высоту и проваливаясь под сладостный душный лед.