Шаманы, целители, знахари. Древнейшие учения, дарованные самой жизнью - [19]

«То, к чему я пришел, следующее: мое ли это сознание, что путешествует ночью по тем местам, которых не знаю? Почему я вдруг просыпаюсь ночью и рисую картины тех мест, которые посетило мое сознание? Это мой дух несет меня вперед, в то время когда я сам сплю…»

Его сознание покидает тело и отправляется в незнакомые места совсем так же, как это происходит у шаманов. Отличие, однако, существует. В начале своей карьеры, как сенситивный человек, Хуркос был совершенно беззащитен перед этими феноменами. Только благодаря контакту с парапсихологами, он получил разъяснение своим необычным способностям. История жизни и страданий Хуркоса — характерный пример посвящения в шаманы. Обстоятельства его рождения, которые обнаруживают «его отмеченность», его детство, когда в нем замечают особенного ребенка, и, наконец, случай, который открывает весь спектр экстрасенсорных феноменов — все это соответствует классическому течению шаманского психогенеза. Затем он проходит фазу самоориентации и самостановления в мире, полном загадок, пока сам не признает своего преображения и нового рождения. Переживания, возникшие в результате несчастного случая, ставшие одновременно предсмертными переживаниями, открыли ему до того не известное измерение бытия, которое он представляет в своей живописи. Хуркос объединяет в себе целый спектр шаманского знания: ясновидение, телепатию, путешествие в потусторонний мир и, конечно, контакт с внутренним голосом — голосом духа-защитника. Как и следует ожидать, Хуркос не становится священником. Он остается в нашем обществе одиночкой. Свою психическую способность он передает в распоряжение криминальной полиции и в качестве тестируемого совершает длительное путешествие по па-рапсихологическим лабораториям, которые предоставляют ему поддержку и сообщают систему ориентации для его кажущихся абсурдными способностей.

Видения знания

Часто в мое сознание проникают мысли, столь ясно и четко очерченные, что у меня возникает совершенно определенное ощущение, что кто-то мне что-то говорит. Иногда я, в самом деле, слышу голос. Ты бы его не услышал, так как я воспринимаю его своим внутренним ухом.

В иных случаях я вижу очертания самого духа возле больного и получаю от этого существа сведения о болезни, которые помогают мне при исцелении.

Ольга Ворралл, известная американская целительница [51]

4. Исцеление трансом и логика транса

Это так, словно небо и земля соединяются.

Все становится светлым от сияния.

Это maк, как при первом половом соитии.

Словно бежишь, затерявшись, по широкой дороге.

Описание транса индусом Саора Ельвин [52].

Быть в состоянии транса — значит иметь «Лоа», то есть быть одержимым божеством. «Понимать, что «Я» должно уйти, когда входит Лоа, значит понимать, что нельзя быть человеком и божеством одновременно» — говорит Майя Дерен [53], одна из немногих белых, которая училась у вуду на Гаити становиться одержимой. Первым знаком транса для Дерен является «уязвимость» «Я», сокрушение основ нашего «Я», которые вскрываются и уступают место другим силам. Вот ее описание собственного опыта вовремя танца:

«Воздух тяжел и влажен; пытаясь его глотнуть, я чувствую: в мои задыхающиеся легкие не поступает кислорода. Мои виски стучат. Мои ноги тяжелы, как камни, мускулы напряжены, боли обостряются с каждым движением. Мое существо сконцентрировано на единственной мысли: я должна выдержать.

Теперь я не могу сказать, почему не прекратила этого, кроме того, что где-то у основания всех этих ощущений едва пробивалось предчувствие, что в конце концов выйдешь победителем или побежденным. Приходится это признать. От этого нельзя закрыться. В это мгновенье я была столь сконцентрирована на том, чтобы выстоять, что не могла понять, когда все закончилось, тяжело ли это было, и не могла также сказать, произошло это вдруг или постепенно. Я только заметила сразу, что тот такт, который требовал от меня невероятного внимания, замедлился, и мое сознание получило возможность некоторое время блуждать спокойно и наблюдать, как замечательно слушать барабаны, двигаться навстречу им, делать все это без напряжения, и если хочется более утонченных движений, изящнее изгибать руки, ритмически перебирать пятками или двигаться в разные стороны.

Как это иногда бывает во сне, я могу наблюдать самое себя, могу с удовольствием отмечать, как кружится подол моего белого платья; могу видеть, как в зеркале, как возникает улыбка и мягче становятся губы, как все незаметно превращается в сияние, которое прекраснее всего, что я до сих пор видела. Когда я поворачиваюсь, это выглядит так, словно я говорю своему соседу: «Посмотри! Видишь, как все прекрасно!» и замечаю при этом, что остальные находятся на некотором расстоянии, уже образовали кружок зрителей, и все выглядит так, как будто я поражена громом. Я знаю, что та, кого я наблюдаю, это не я сама. И все-таки это я, так как если этот гром поражает меня, мы, двое, объединены на одной левой ноге, которая словно имеет корни в земле. И теперь только ужас. «Вот оно!» Стоя на этой ноге, я ощущаю странное онемение, которое приходит от земли и поднимается дальше по костям, так медленно и ощутимо, как соки, которые струятся вверх по стволу дерева. Я называю это онемением, но это не совсем верно. Чтобы быть более точной, хотя для меня это всего лишь воспоминание, но иначе это невозможно понять, — я должна была бы назвать это белой темнотой. Белое есть великолепная сторона этого, темнота — ее ужасная сторона. Это ужасное обладает громадной мощью, и, собрав последние силы, я срываюсь со своей ноги — я должна двигаться дальше! Должна двигаться! И вновь подхватывать танцевальный ритм барабанов, чтобы цепляться за что-то вокруг меня, что помешает мне укрепиться на опасной земле.