Шаги навстречу - [91]

Да, я чувствую себя иначе. Чувствую смирение и счастье, временами грусть и вину.

Только сегодня я узнала, что парню, который «отдал» мне свое сердце, было чуть больше двадцати. Ни жены, ни детей… Хотя бы это хорошо. Наверное. Он ехал на мотоцикле по какой-то проселочной дороге, когда машину, за рулем которой была девочка-подросток, занесло на дороге, и она сбила едущий впереди мотоцикл. По всей видимости, Кейд видел, как в больницу доставили обоих. Девушка еще в тяжелом состоянии, но ходят слухи, что она поправится.

А вот состояние Бри остается под вопросом. Мы до сих пор лежим с ней в одной палате, поэтому я могу быть рядом с ней, но она до сих пор не очнулась. Врачи уверяют, что гематома в ее голове значительно уменьшилась. Если Бри все еще «с нами», вскоре мы должны увидеть прогресс.

Мама с папой кажутся измученными, но я не могу их винить. Они чрезвычайно счастливы, что я иду на поправку, но до смерти тревожатся за сестру. Смех и слезы — вот как можно в двух словах охарактеризовать каждое мгновение, проведенное в этой палате.

После ужина мама отвозит Кейда домой, чтобы хорошенько выспаться. Папа хочет ненадолго задержаться.

— Ты как? Держишься? — спрашивает он, когда они уходят.

— Ты же сам видишь… я в порядке.

— Я хочу, чтобы ты мне доверяла, Энн. О чем ты думаешь? Сегодня у тебя часто меняется настроение.

— И не только у меня, — замечаю я.

Он улыбается и кивает, потом смотрит на Бри и на все ее приборы и мониторы.

— Ты права. Наверное, у всех нас.

Я минуту наблюдаю, как вздымается и опускается грудная клетка Бри. Опять вздымается. И опускается.

— Если честно… кое о чем думаю.

Он присаживается поближе.

— Я весь внимание.

— Я тут размышляла об игре «Шаги навстречу». Вы с мамой продолжаете играть?

С улыбкой он достает из заднего кармана маленький блокнотик.

— На этой неделе у нас были другие заботы, поэтому мы перестали вести подсчет — по крайней мере, я перестал. Но после того как мы уладим все вопросы с вами, девчонки, мне бы очень хотелось начать заново.

— А если Бри не поправится?

— Поправится.

— А вдруг нет?

— Тогда мы все равно продолжим играть. Я не хочу, чтобы между нами с мамой опять возникла стена.

Я нежно провожу пальцем по груди, чувствую тугую повязку.

— Ты хочешь сказать, как в последний раз, когда между вами встали я и мое сердце?

Он озадаченно смотрит на меня:

— Почему ты так говоришь? Ты не виновата в том, что случилось с твоим сердцем. Мы с мамой отдалились друг от друга не из-за этого. Наши проблемы — только наши проблемы, а не твои, Энн.

Я киваю, что поняла, хотя в глубине души не хочу в это верить.

— Что-то еще? — спрашивает он.

Я опять смотрю на Бри. На ее лбу шрам, который, возможно, никогда не исчезнет. Если она когда-то очнется, он станет ей постоянно напоминать о том, что, когда она попыталась сделать что-то хорошее для меня, все обернулось против нее. У меня накопилось столько вопросов после того, как она попала в переделку, что я даже не знаю, с чего начать.

Если она выживет, будет ли обижаться на меня?

Будет ли сожалеть о том, что сделала?

Будет продолжать меня любить?

Захочет ли доиграть в нашу игру?

Если она умрет, это означает, что у игры «Шаги навстречу» нет победителя?

— Энн, ты что — витаешь в облаках?

Да, наверное. Я перевожу взгляд с лица Бри на монитор, который следит за ее сердцем. Я слишком хорошо знакома с этой кривой.

— Прости, просто задумалась.

— О чем?

Я пожимаю плечами:

— Мучает вопрос: почему? Когда моей жизни угрожала опасность, я думала, что понимаю. Я уже однажды умирала, поэтому, должно быть, смирилась, что могу умереть снова. Но теперь на кону жизнь Бри… Больше смысла я не вижу. Почему все должно было сложиться так? Почему вообще у меня возникли проблемы с сердцем? Почему не помогли предыдущие операции? Если бы они помогли, с Бри все было бы хорошо. Мы никогда не отправились бы на пляж на все лето, я не встретила бы Тэннера, и Бри не стала бы бежать на его поиски. — Я кладу руку на свое новое, здоровое сердце. — Просто… слишком много «почему».

Он кивает:

— И это все?

— Нет… если честно. Я много думаю о своем новом сердце. Пытаюсь понять, почему тому парню на мотоцикле суждено было попасть в аварию? Почему в него врезалась та девчонка? Почему повезло именно мне — теперь я сижу здесь с новым сердцем, а его хоронят? — Я умолкаю, собираюсь с духом и задаю последний вопрос: — Почему ради жизни одного человека должен погибнуть другой? Раньше я думала, что знаю ответ. Но теперь, когда это стало реальностью — когда на самом деле умер человек, а я продолжаю дышать, — я с трудом вспоминаю, каким был ответ.

Папа терпеливо улыбается. Берет меня за руку.

— Совершенно разумный вопрос, Энн. На все вопросы я ответов, скорее всего, не знаю, но вот что скажу: жизнь в лучшем случае мимолетна. Слишком хрупка человеческая жизнь. Невероятно коротка, и не имеет значения, сколько лет ты прожил. Все часто забывают одну вещь: ничья жизнь не будет длиться вечно — по крайней мере, земная жизнь. Мы рождаемся, а потом двигаемся дальше, кто-то из нас быстрее остальных. Но время от времени те, кто от нас уходит, могут преподнести другому удивительный дар жизни, как, например, тебе — новое сердце. Но это не меняет того, что все — ты, я, мама, бабушка Грейс и парень на мотоцикле — мы все когда-нибудь умрем.