Шаг с крыши - [2]

– Раскололись небеса, развязали пояса. Краше, краше красота! – закричала она трубным криком.

Витька прижался к железу, так как почувствовал внутри себя какое-то болезненное движение и перестройку клеток.

– Ты перестань! Перестань! – крикнул он. – Мне в красавца не надо. Ты что? Зачем мне в красавца?

– А что ж тебе надо? – спросила ворона. – Все у тебя есть. Вон ты какой упитанный. Обут-одет. В школу ходишь… И не мешай мне работать. Я один раз в сто лет колдую. Только теряю с тобой драгоценное время. И отодвинься, пожалуйста. Не то превращу тебя ненароком во что-нибудь медное.

– Почему медное? – спросил Витька, нервно поеживаясь.

– Я на медь колдую. Сейчас меди по всей земле мало. Всю медь на памятники извели.

– Не ври! На земле еще много меди!

Ворона глядела на него понимающе. А Витька, как говорится, устыдился и покраснел. «Что бы у этой вороны потребовать? Может, попросить ее, чтобы я стал отличником, чтобы у меня эта усидчивость образовалась. Тогда Анна Секретарева язык прикусит…» Но из всех знаменитых людей, чьи биографии Витька читал и чьи рассказы слышал, отличниками в шестом классе были одни шахматисты. «Шахматистом я не хочу», – думал Витька.

Ворона постучала ногой по железу.

– Ну, чего тебе, Витька Парамонов, надобно? Ну, давай спрашивай.

– А чего ты обо мне заботишься? – проворчал Витька. – То – не мешай. То – давай спрашивай…

Ворона почесала грудь клювом.

– Все равно от тебя не отвяжешься. Исполню одну твою просьбу и с глаз долой, из сердца вон. У меня, брат, время дороже денег. Быстрее спрашивай, не то рассержусь.

«Может быть, речку у нее попросить с песочком желтым, чтоб возле дома протекала, чтобы все ребята купались в ней и ныряли? Речку Парамоновку!» Но тут же сообразил Витька, что в Ленинграде и без того речек много и в этих речках милиция купаться не разрешает. Витька вздохнул тяжело:

– Слушай, а нельзя ли мне куда-нибудь туда, а?

– Куда туда?

– Ну, туда, подальше. – Витька в голове почесал. – Ты, наверно, и не поймешь.

– Я проницательная – разберусь.

– Родился я, понимаешь, не вовремя. Поздно я, понимаешь, родился. Дел сейчас для меня никаких. Стараешься, стараешься, а никто не ценит. Только ругают. Родителей вызывают…

– Дети есть дети, – сказала ворона. – Наглы, крикливы, смелы. Это возрастное. Это пройдет.

– И смелость пройдет?

– И смелость у некоторых.

– Только не у меня! Эх, родиться бы мне лет на пятьдесят пораньше. Я бы всем показал. Я бы, может, с самим Чапаевым воевал вместе. Острая сабля в одной руке, наган вороненый в другой. На груди орден. А сам весь на лихом коне… А если совсем раньше родился, я с д'Артаньяном бы. Я бы, может, сам д'Артаньяном сделался. Шпага в одной руке, пистолет однозарядный в другой, на голове шляпа с пером. Кони подо мной падают, а я вперед скачу. Ура! А эта Анна Секретарева мне раны перевязывает и плачет. И пусть плачет, пусть. Ей полезно.

– Короче, – сказала ворона.

– Я и говорю. А сейчас зола. На Луне никого, и на Марсе никого. Ни новой земли не откроешь, ни подвига не совершишь!

– Еще короче, – сказала ворона.

– Еще короче? Нельзя ли мне куда-нибудь туда? К д'Артаньяну.

– Шуруй, – сказала ворона. – Произнеси заклинание: «Каугли маугли турка ла му, сунду кулунду, каракалунду, чурики жмурики черк». Представь время, в которое хочешь попасть, и шуруй.

– Каугли маугли, – поспешно забормотал Витька.

– Погоди, погоди. Прежде из карманов все выброси.

Витька все из карманов выложил: и гвозди, и молоток, и отвертку.

– Ириски тоже нельзя?

– Нельзя. И ремень тут оставь. И спички. И ничего с собой нашего: металлического, пластмассового, бумажного, горючего и прочего. Очень сильные встречные магнитные потоки будут. За паралаксом следи. А когда в искривление пространства войдешь, голову втягивай.

– Каугли маугли турка ла му, – забубнил Витька.

– Постой, постой. Не торопись! – прикрикнула на него ворона. – У тебя язык вперед головы думает. А обратно как?

– Не надо мне обратно!

– Ду-урак ты, братец. – Ворона головой покачала, ногой по железу царапнула. – И заруби на носу – обратно те же слова. Так же представь время, но…

– Что еще?

– Заклинание подействует только тогда, когда ты окажешься в тупике транзитного состояния.

– А как я узнаю-то про этот тупик?

– Как узнаешь? Когда у тебя будут неприятности чрезвычайные, тогда и узнаешь. Это оно и есть. Понял? Неприятности чрез-вы-чай-ные.

– Каугли маугли турка ла му, сунду кулунду, каракалунду…

Телевизионная мачта пошла плясать по окраинам города. Двести самых ранних трамваев вышли из парков, побежали цветными змейками. Ворона стала ослепительно синей. Витька еще увидел Кронштадт в пене белых приближающихся кораблей.

– …Чурики жмурики черк… Ап… Ап… – Витькой вдруг овладел чох и так засвербил в носу, что все мысли из Витькиной головы вылетели. – А-ап… – Витькина голова стала пустой, как кастрюля в посудной лавке.

И тотчас лохматыми черными хлопьями завинтилась тьма. Сквозь нее, будто фары автомобилей, ринулись стремительные огни. Тьма завинтилась еще круче, стала плотной, подхватила Витьку и понесла.

АНУКА

Витька летел с блаженным зудом в носу. С электрическим треском лопались возле ушей огненные полотнища. Мгновенные змеевидные ленты в зеленом сиянии прошивали Витьку насквозь, словно Витька был облаком. Бесчисленные искры уносились в багряную мглу, порождая звук простой и естественный, как движение ветра в печной трубе.