Сезоны ансаров - [6]

В городах родители редко остаются вместе. Жизнь здесь проживают не по двое, а в группах. Они плывут по жизни по отдельности, следуя друзьям, пристрастиям, профессиям, и видятся друг с другом лишь изредка и нечасто. Дети поначалу остаются с одним родителем или с другим, но через некоторое время они тоже хотят жить по-своему и уходят, чтобы обитать в одной из коммун для молодежи, в общежитиях, в дормиториях колледжей. Молодые мужчины и женщины живут вместе, как и взрослые женщины и мужчины. Когда отсутствует сексуальность, пол не слишком-то важен.

Ибо всем они занимаются под солнцем в Солнечных Городах, только не занимаются любовью.

То есть, они любят, они ненавидят, они учатся, работают, тяжко думают, тяжко трудятся, играют, они страстно наслаждаются и отчаянно страдают, они живут полной и человеческой жизнью. Но у них никогда не бывает даже мыслей о сексе — если, конечно, как сказал мне Кергеммег с непроницаемым лицом прекрасного игрока в покер, если они не философы.

Как человеческие существа они продолжают жить той же жизнью, что и на Севере.

Кергеммег сказал, что пока они находятся на Юге, они совсем не скучают по своей сексуальности. Мне пришлось поверить ему на слово, которое было сказано, как ни тяжело нам это представить, просто, как деловитое заявление об имеющемся факте.

И когда я пытаюсь пересказать здесь то, о чем он говорил мне, то кажется неверным описывать их жизнь в городах как целибат или воздержание, ибо эти слова предполагают насильственное или добровольное сопротивление желанию. Но там, где нет желания, нет и сопротивления, нет воздержания, а скорее есть то, что можно назвать — в радикальном смысле этого слова невинностью. Они не думают о сексе, они не скучают по нему, это просто не проблема. Брачная жизнь для них — пустое и бессмысленное воспоминание. Если пара остается на Юге вместе или часто встречается, то лишь оттого, что они любят друг друга. Но и друзей своих они любят тоже. Они никогда не живут отдельно от других людей. Весьма мало уединенности в больших многоквартирных городских домах — никто не заботится о ней. Жизнь здесь носит коммунальный характер, она активна, общественна, стадна и полна удовольствий.

Но медленно дни становятся теплее, воздух суше, возникает беспокойство в воздухе. Тени начинают падать по-другому. И толпы собираются на улицах, чтобы услышать, как жрецы Года объявят о солнцестоянии, и следить, как солнце остановится, помедлит и повернет на Юг.

И люди покидают города, сегодня один, завтра другой, послезавтра целое семейство… Все снова начинает расшевеливаться, растет гормональный хмель в крови, первые смутные намеки или воспоминания, знание тела о том, что наступает его царство.

Молодые люди следуют этому знанию слепо, не зная, что они знают его. Женатые пары соединяются вместе всей своей пробуждающейся памятью, необычайно сладкой. Домой, идти домой и быть там вместе!

Все, чему они научились и чем занимались все эти тысячи дней и ночей в городах, остается позади, пакуется и откладывается в сторону, до тех пор, пока они снова не вернутся на Юг…

— Вот почему оказалось так легко сбить нас с толку, — сказал Кергеммег, — потому что наша жизнь на Севере и на Юге столь отлична одна от другой, что она кажется вам, другим, несвязной и незавершенной. А мы не можем связать эти половинки рационально. Мы не можем объяснить или оправдать наш Мадан тем, кто живет лишь одним видом жизни. И когда бейдераки пришли на нашу планету, они сказали нам, что наш Путь всего лишь инстинкт, и что мы живем наподобие животных. И нам было стыдно.

(Я позднее поискала «бейдераков» Кергеммега в «Энциклопедиа Планариа», где обнаружила статью о бейдрах с планеты Юнон, агрессивном, предприимчивом народе с высоко продвинутой материальной технологией, у которых не раз возникали сложности с Межпланетным Агентством из-за вмешательства в дела других планет. Туристский путеводитель обозначает их символами, которые имеют смысл «особая предрасположенность к инженерному делу, компьютерному программированию и системному анализу»).

Кергеммег говорил о них с болью. У него изменился, стал напряженнее, голос. Он был ребенком, когда они появились — первые посетители, так уж случилось, с другой планеты. Он размышляет о них всю свою дальнейшую жизнь.

— Они говорили нам, что мы должны взять контроль над своими жизнями. Что мы не должны жить двумя раздельными полужизнями, но жить полностью все время, весь год, как делают все интеллигентные существа. Они были великими существами, полными знания, с высокой наукой, с большим комфортом и роскошью жизни. Для них мы воистину были немногим более чем животные. Они рассказывали и показывали нам, как другие люди живут на других планетах. Мы увидели, как глупо мы поступаем, оставаясь без удовольствий секса половину нашей жизни. Мы увидели, как глупо тратить так много времени и энергии на ходьбу между Севером и Югом пешком, когда мы могли бы сделать суда, или дороги с машинами, или самолеты, и ездить туда-сюда, или летать, или плавать хоть сотню раз в год, если нам так нравится. Мы увидели, что могли бы построить города на Севере и сделать хутора на Юге. Почему бы и нет? Наш Мадан был иррациональным и расточительным, нами управляли всего лишь животные импульсы. А все, что нам надо было сделать, чтобы стать свободными от них, так это принимать лекарства, ибо само наше существо можно изменить генетической наукой Бейдера. Тогда мы сможем жить, не освобождаясь от сексуального желания до тех пор, пока не станем очень старыми, как это происходит у самих бейдераков. И тогда любая женщина будет способна забеременеть в любое время до ее менопаузы — и даже на Юге. И число наших детей не будет ограниченным… Да они просто рвались дать нам эти лекарства. Мы знали, что их доктора мудры. Как только они прибыли к нам, они стали давать нам лекарства от некоторых наших болезней, которые излечивали людей, словно чудом. Они знали так много. Мы увидели, как они летают на своих аэропланах, и завидовали им, и стыдились.