Сезон тропических дождей - [34]

Асибе почитал Ольгу за доброту и щедрость и сейчас был горд, что оказал мадам столь великую услугу: у порога ее дома убил опасного гада. И уже специально для Ольги снова во всех подробностях рассказал о случившемся. Дабы показать всем собравшимся, что он, Асибе, теперь знает себе цену, вдруг проявил неожиданную для него вольность, попросив у Ольги сигарету, причем тоном самым свойским, будто так на равных обычно и разговаривает с хозяевами.

При Ольге сигарет не оказалось, она побежала в дом. Вернувшись с пачкой, подчеркнуто почтительно протянула ее Асибе. Заскорузлыми пальцами тот неловко извлек сигарету, сунул в рот, вытянул шею, склонившись над огоньком зажигалки, который ему предложила Ольга.

Не было сомнения, что в глазах соседей авторитет Человека Убившего Змею вырос в эти минуты еще больше. Смотрите, как он, Асибе, запросто с самой хозяйкой, с белой мадам!

Антонов где-то слышал, что за убийство змеи, особенно кобры, на территории виллы полагается премия от хозяина. Сходил домой за бумажником, извлек из него несколько купюр и при всех торжественно вручил герою дня. Эти деньги составляли половину месячной зарплаты сторожа.

На этот раз Асибе принял деньги не так, как обычно, принял просто и естественно, деловито засунул их в карман шорт, отблагодарив хозяина всего-навсего легким кивком головы.

Весь день шли любопытные с соседних улиц — сторожа, уборщики, шоферы, садовники — взглянуть на поверженную ползучую тварь, и весь день Асибе в подробностях рассказывал о своем историческом сражении с чудовищем. Потом змею унесли куда-то, кажется, в соседние дворы — показывать любопытным.

— Она же могла заползти к нам в дом! — долго не успокаивалась Ольга.

— Вряд ли заползла бы! — усмехнулся Камов. — Змеи людей боятся.

— А вдруг?

Камов со смехом развел руками:

— Конечно, бывает и «вдруг». Особенно здесь, в Африке. На то она и Африка. Когда ехали сюда, вы же знали, что порой придется и рискнуть…

— Вот и рискую! — горячо перебила она Камова. — Но только ради чего? Скажите: ради чего здесь нужно рисковать?

Обычно уравновешенная Ольга в этот момент вдруг потеряла контроль над собой, на щеках выступили некрасивые пятна, губы дрожали.

— …Змеи, малярия, военные перевороты, грабежи, дурная пища… — Она всплеснула руками. — Господи, и ради чего? Ради чего, скажите вы мне на милость?

Камов, к которому был адресован этот всплеск внезапного отчаянья, растерялся, быстро взглянул на нахмуренного Антонова, словно искал у него поддержки: помоги, мол, это же ваши семейные дела, я-то при чем? Но Антонов сам не знал, что сказать в этот момент жене, в которой вдруг обнажилось самое сокровенное.

— Видите ли… — пробормотал Камов. — Каждый должен сам знать, во имя чего он делает какой-то шаг в жизни…

— Должен знать! — Ольга взглянула на Камова почти враждебно. — А я вот не знаю, во имя чего! Не знаю!

6

Камов не захотел остаться на временное жительство в доме Антонова, как его ни уговаривали, был непреклонен: ему нужно жить в центре города, он уверен — местные власти уже заказали гостиницу. Но Антонову показалось, что причина здесь другая: не очень-то приятная сцена с Ольгой.

Антонов отвез Камова в офис Рябинкина, которому геолог теперь непосредственно подчинялся в Дагосе, и в посольстве оказался на полчаса раньше начала работы. Забрав у дежурного коменданта утренние газеты, по пути к консульскому флигелю раскрыл одну из них. Бросился в глаза крупный заголовок на первой странице: «Вчера в стране вновь забастовали врачи в знак протеста против увольнения своих коллег». В интонации заголовка Антонову почудилось злорадство. Наверное, так оно и есть. От «Флама», одной из крупнейших газет страны, настроенной оппозиционно к теперешнему правительству, но тщательно это маскирующей, трудно было ожидать чего-нибудь другого, кроме злорадства.

В кабинете все окна были наглухо закрыты и стояла невыносимая духота. Антонов включил кондиционер. Из металлического ящика, вставленного в окно, в лицо ударила душноватая струя горячего воздуха, пахнущего застарелой сыростью и паленой резиной. Он подержал лицо у струи до тех пор, пока она, постепенно холодея, не превратилась в легкий бодрящий ветерок. Неужели где-то на свете сейчас дуют вот такие прохладные ветры, наполняющие человека бодростью и силой?

На оконном стекле бились два крошечных, ничтожных на вид комарика, прилетевших из недалекого отсюда густонаселенного квартала и доставивших свеженькую малярийную заразу. Он раздавил одного за другим, на стекле остались безобразные розовые пятна.

Антонов сел за стол, разложил обязательные для утреннего прочтения газеты.

…Врачи забастовали снова! В заметке говорилось, что позавчера были арестованы те, кто не оказался на своем месте в центральном пункте «Скорой помощи», когда с нефтеперегонного завода привезли истекающего кровью рабочего. Рабочий умер, и профсоюз потребовал наказания виновных. Арест вызвал новую забастовку врачей и фельдшеров, находящихся на государственной службе. Продолжали работать только медики в армии.

Антонов вспомнил свой вчерашний визит в городскую больницу и бледное, худенькое лицо женщины, которую уносили на носилках санитары. Если бастуют везде, значит, и в городской больнице. Значит, этой женщиной никто не будет заниматься… А вдруг у нее что-то серьезное? Не понравился Антонову врач-метис в приемном покое. Не понравилось его странное замечание: «У больных свои заботы, у нас — свои».