Сезон мертвеца - [3]

С неожиданной скоростью профессор подошел к Саре вплотную и прерывисто задышал ей прямо в ухо. В темно-карих глазах застыло откровенное безумие.

Опустившись на стул, он заглянул ей в лицо. Она, заставив себя хотя бы слегка расслабиться, попробовала подавить первоначальный испуг, говоря себе: профессор здесь не для того, чтобы причинить ей вред. При этом она отчетливо понимала всю зыбкость своих доводов.

– Стефано... – тихо повторила она.

За спиной профессора в глубине зала она разглядела Гвидо Ринальди. Ей тут же подумалось: а хорошо ли тот владеет оружием и не придется ли ей сегодня погибнуть от случайной пули неуклюжего гвардейца, дрожащей рукой целившегося в ее бывшего любовника, у которого по неизвестной причине "поехала крыша" в этой самой знаменитой римской библиотеке.

Стефано судорожно провел пистолетом по столу, смахнув на пол бесценный томик Апиция и дорогой ноутбук; все с грохотом ударилось о мраморный пол читальни.

Сара старалась казаться безмятежной, давая понять, что хочет наконец услышать, зачем профессор припер ее к окну.

Стефано водрузил на крышку стола пластиковую корзинку, перевернул ее, вывалив содержимое, и громким пронзительным голосом – наполовину сумасшедшим, наполовину загробным – сообщил:

– "Кровь мучеников питает древо церкви"!

Она бросила взгляд на стол и обнаружила странный предмет, похожий на скомканный лист влажного пергамента. Примерно на таких же листах, только гладких и сухих, был изложен кулинарный трактат Апиция.

Не выпуская пистолета, Стефано принялся разглаживать неведомую ткань, заполняя ею все пространство огромного стола до тех пор, пока ее края не стали свешиваться по бокам, обретя известную, но весьма странную в данных обстоятельствах форму.

Сара сначала зажмурилась, но потом заставила себя приоткрыть глаза. Предмет, который Стефано любовно поглаживал ладонью правой руки, словно это была дорогостоящая скатерть или ценный музейный экспонат, на самом деле являлся... человеческой кожей, светлой, слегка загорелой и влажной – словно ее недавно сполоснули. Она была аккуратно отделена от тела в области шеи, гениталий, запястий и лодыжек. Последний разрез прошел по спине вдоль позвоночника и ниже, по ногам, в результате чего получился цельный кусок. Сара с трудом подавила желание погладить нежную на вид ткань, дабы убедиться: это не мираж, это действительно человеческая кожа.

– Что тебе надо? – спросила она как можно спокойнее.

Он быстро посмотрел на нее и сразу же отвел взгляд. Несомненно, Стефано самого пугало то, что он делает, фактически он пребывал в ужасе, но тут присутствовал и другой момент. Ведь это был не какой-то невежественный упрямец, а хорошо образованный, интеллигентный человек, все мысли которого – как ей сейчас припомнилось – занимало исследование идей и деятельности Тертуллиана; как раз один из главных постулатов этого раннехристианского богослова и полемиста профессор только что процитировал.

– Что за мученики, Стефано? – спросила Сара. – И что все это значит?

На секунду он словно пришел в себя – по крайней мере взгляд прояснился. Стефано явно задумался над ответом и своими дальнейшими действиями.

– Она все еще там, Сара, – произнес он знакомым прокуренным голосом, но так тихо, словно боялся, что их кто-нибудь услышит. – Тебе тоже надо идти. Посмотри сюда. – И он показал глазами на кожу, разложенную на столе. – Я не могу... – Круглое лицо искажал откровенный страх, хотя в данных обстоятельствах он уже не удивлял Сару. – Вспомни о Варфоломее, ты ведь знаешь эту историю.

И снова, круто возвысив голос, что означало очередной приступ сумасшествия, он повторил слова Тертуллиана:

– "Кровь мучеников питает древо церкви"!

И с широко распахнутыми, почерневшими глазами Стефано Ринальди навел на нее короткое узкое дуло пистолета, метя Саре прямо в голову.

– Брось пистолет! – раздался крик охранника. – Брось!

Гвидо оказался настоящим кретином – Сара инстинктивно чувствовала, что ничего из увиденного он не понял.

– Нет! – воскликнула она, подняв руку в намерении остановить и того и другого мужчину, но, к своему ужасу, заметила, как Стефано напряг палец на спусковом крючке. – Вы, оба! Стойте!

Гвидо зло и одновременно испуганно что-то пробормотал – он явно себя не контролировал. А Стефано уставился на нее таким скорбным и отрешенным взором, что она похолодела, прочитав в нем свой смертный приговор.

Стефано обронил только одно:

– Поторопись.

– Не надо, – успела вымолвить она, понимая, что уже поздно.

Со стороны Гвидо прозвучал мощный выстрел. Зал наполнился таким оглушительным эхом, что у нее от боли заныли уши. Череп Стефано Ринальди раскололся, брызнув кровью и обнажив синевато-багровый мозг. Гвидо подбежал к окну и засуетился, словно танцуя, вокруг оседающего на пол тела, безуспешно пытаясь его подхватить, а пистолет в мертвой руке продолжал дергаться, будто жил самостоятельной жизнью.

При звуке выстрела Сара прикрыла глаза к только слышала, как по залу прокатилось эхо – по мирному читальному залу, где она испытала столько прекрасных, удивительных мгновений.

Когда все стихло, она открыла глаза. Рядом стоял один из служащих, всхлипывая и прижимая руку к животу, словно опасаясь, что его стошнит.