Сезон любви на Дельфиньем озере - [77]

Так вот, Василий Кузьмич отличался особым стилем вождения, совершенно неповторимым. Сколько я видела шоферов-алкоголиков, которые чувствовали себя в машине как рыба в воде или как птица в небесах! Совершенно же непьющий Кузьмич за рулем являл собой угрозу обществу.

Я до сих пор не понимаю, каким образом в наших местах, где здоровенные булыжники украшают неухоженную грунтовку и камнепады то и дело сужают и без того до предела узкую дорогу, когда из-за любого поворота навстречу тебе может вылететь мотоцикл с пьяным водителем и вываливающимися из коляски пассажирами, где машины то и дело летают с обрыва и люди порою просто чудом остаются в живых, — каким образом Кузьмич и мы с ним ни разу не попали в серьезную аварию.

У него была очень замедленная реакция, и на препятствия он реагировал уже после того, как их проезжал. Когда, например, он видел впереди яму, то сперва зачем-то увеличивал скорость, мы на полном скаку попадали в нее, и все, кто был в кузове, подпрыгивали чуть ли не до брезентового потолка, но это было только начало. Потому что после этого Кузьмич изо всех сил жал на тормоза — и в этот момент хуже всего приходилось его соседу по кабине, который чуть не пробивал головой лобовое стекло. Вот так, перепрыжками, мы и передвигались. К тому же у Кузьмича был отвратительный, занудный до безобразия характер, так что поездки с ним отличались особой прелестью.

Но на этот раз все обошлось. Нас в кузов набилось столько, что все скамейки вдоль бортов были заняты; мы с Викой устроились на самых удобных местах — на запасных покрышках сразу за кабиной; трясло здесь чуть меньше, хотя клубящаяся белая пыль доставала нас и тут.

Было очень тесно и весело, мы хохотали всю дорогу, и я почти забыла, где мы едем и что мне надо чуть ли не терять сознание от страха. И вот последний крутой спуск над самым озером, последний крутой поворот, и мы останавливаемся на центральной площади городка — паркуемся под самым знаком «Остановка запрещена».

Небольшая заминка: прежде чем выгрузиться, мы раздеваемся. Это вовсе не наше чудачество, а суровая необходимость: за время дороги все пропылились настолько, что нас можно выбивать, как ковры. Мы с Викой снимаем в машине верхние платья-балахоны, которые сослужили роль пыльников, и остаемся в относительно приличных, чуть ли не городских нарядах. Мальчики сбрасывают с себя грязные шорты и достают из заветных котомок выходную одежку. Красавец Дима одним гибким движением соскакивает на землю, чтобы припарадиться на свободе. Вика наблюдает за ним как зачарованная, действительно, вид сзади, когда он наклоняется и натягивает джинсы сначала на длинные красивой формы ноги, а потом на узкие бедра, просто потрясающий, и я вполне понимаю подругу — мне самой трудно отвести глаза от его стройной фигуры.

Впрочем, надеть на себя штаны Диме удалось далеко не сразу. Всем хотелось побыстрей сойти с ненадежной палубы на твердую землю. Поэтому вслед за Димой к заднему борту подобралась Люба, которую, судя по зеленоватому оттенку физиономии, здорово укачало, и перекинула ногу через бортик.

Галантный, как всегда, Дима тут же предложил ей руку, чтобы помочь спуститься; при этом он на миг забыл про свои штаны, и они тут же, воспользовавшись случаем, соскользнули с его идеально стройных бедер. Черкасов тут же подхватил их на уровне колен, однако Любину руку ему пришлось выпустить; Люба, и так нетвердо державшаяся на ногах, окончательно потеряла равновесие и стала падать вперед всей массой, и Дима вынужден был бросить непослушные джинсы, чтобы обеими руками удержать ее на весу. В конце концов левой рукой он попытался поднять штаны до пояса, а правой поддержать девушку, но и этот маневр окончился неудачей — джинсы окончательно вышли из подчинения, а Люба просто вывалилась из кузова и грохнулась бы всей своей немалой тяжестью об землю, если бы Дима ее не подхватил, окончательно махнув рукой на штаны, и бережно не опустил бы ее на асфальт. Только после этого он, побагровев, как осенний лист, смог закончить свой туалет.

Наш «газончик» остановился у самого входа в магазин — тот самый знаменитый магазинчик, где иногда продавалось настоящее «Абрау-Дюрсо». Перед Диминым носом по ступенькам поднималась какая-то старушка, в седых буклях и крошечной шляпке, явно из отдыхающих; она так смеялась, держась за перила, что из рук у нее выпала плетеная сумка с продуктами.

Конечно, именно нашему любезному зоологу с его безукоризненными манерами пришлось собирать рассыпавшиеся свертки и вручать плетенку старушенции, которая не менее вежливо, хоть и хихикая, его поблагодарила — чувствовалось еще дореволюционное воспитание. Румянец на щеках Черкасову шел; впрочем, когда он увидел, что хохочут все, даже у обожавшей его Вики текут слезы под стеклами очков, он решил не обижаться, а принять участие во всеобщем веселье. Правда, мне его смех показался натянутым. Бедняга, он так любил подшутить над окружающими, но не терпел, если сам оказывался в дурацком положении!

В магазинчике, как это часто бывало, на полках было хоть шаром покати, но нам повезло: в этот самый момент пришла машина с шампанским, и наши ребята для ускорения процесса отправились грузить ящики. Мы с Викой, с трудом оторвавшись от навязчивой генеральской дочки, которая разочарованно повисла на руке Ляли, совершили променад по торговой площади с ее лавочками и купили несколько заколок — ничего интереснее там не нашлось. Наконец, мы все собрались у дверей Института виноделия; мальчики были уже очень веселые — видно, несколько бутылок разбилось при погрузке. Когда ровно в час двери распахнулись, мы дружною толпою ворвались внутрь, в каменную прохладу дегустационного зала.