Сезон любви на Дельфиньем озере - [76]

Но в Ашуко все было иначе. В Ашуко ученые горели на работе, но хоть видели и ощущали результаты своего горения. Два новеньких, блестящих, крокодилово-зеленых бассейна ждали своих обитателей. Ждали и мы — праздника освящения этих бассейнов.

Естественно, для такого торжественного случая необходимо было шампанское, и по этому поводу снарядили экспедицию в Абрау-Дюрсо.

Собственно говоря, за этим божественным напитком можно было послать двух человек, но вышло так, что в поездку напросилась целая куча народа, в основном те, кто приехал сюда впервые. Подозреваю, что приманкой им послужил дегустационный зал.

Абрау-Дюрсо, как известно, славится своими виноградниками, своим шампанским, которое подается на стол английской королеве, большим озером посреди поселка и еще — своим дегустационным залом. Насколько я помню, каждое лето все, кто работал на биостанции, обязательно отправлялись на экскурсию в дегустационный зал, и вся процедура дегустации была знакома мне до мелочей.

Вы взбираетесь по белокаменной широкой лестнице, ведущей на холм, на котором расположен Институт виноделия; группу там встречают и ведут по прохладным залам музея, где выставлены напоказ старинные бутылки, покрытые пылью и паутиной. В подвалах, где должны храниться бочки, я никогда не бывала, может быть, кого-то туда и пускают, но только не простых смертных. Функции гида выполняет невысокий человечек в белом халате; по тому, как он держится, видно, что наша группа сегодня для него — далеко не первая и что он уже успел надегустироваться.

В его речах красной нитью проходят следующие мысли: во-первых, что алкоголизм — это непростительный порок, во-вторых, что наши портвейны — это яд (при этом он выдает нам секреты их приготовления и рассказывает о таких отталкивающих подробностях этого процесса, что дрожь пробегает по коже, и я зарекаюсь к ним притрагиваться), и в-третьих, истинное вино, в частности вина Абрау-Дюрсо, — это панацея от всех бед и от всех болезней.

Потом все переходят в похожий на студенческую аудиторию уютный зал с расставленными амфитеатром столами и стульями, где удобно рассаживаются. Перед каждым дегустирующим на столе стоят четыре небольших бокала и почему-то лежат самые дешевые карамельки — в качестве закуски. Место лектора занимает тот самый главный дегустатор.

— Настоящее вино не предназначено для того, чтобы им напиваться, — назидательным тоном говорит он, наливая в бокал темно-красную жидкость (дегустация обычно начинается с обыкновенного каберне). Впечатление от его слов немного портит то, что произносятся они чуть заплетающимся языком. — Это варварство — напиваться до скотского состояния вином, которое создано для услады… — При этом глаза главного дегустатора пытаются разбежаться в разные стороны, и ему с большим трудом удается сфокусировать взгляд.

Впрочем, внимание аудитории сосредоточено уже не на нем, а на том, что наливается в бокалы.

Люди честно пытаются прочувствовать вкус напитка, вдыхают его аромат, прежде чем поднести к губам, пробуют на язык, как им подсказывает краснолицый борец с пьянством, но не всем это удается. Нередко, добравшись до последнего образца — самого знаменитого суперсухого брюта, дилетанты издают вздох разочарования — не разбираясь в букете, они ощущают во рту несомненный привкус кислятины. Невежи! Не для них, не для них старается главный дегустатор.

Четыре бокала отборного игристого и шампанского на пустой желудок — это немного, но и немало, и у меня приятно кружится голова; те счастливые мужчины, которым их жены или соседи, приехавшие на собственных машинах, отдали свои порции, заметно соловеют. Веселая громкоголосая толпа, которая после сеанса вываливается из дверей дегустационного зала на свежий воздух, совсем не похожа на ту чинную группу людей, которые стройными рядами входили туда час назад.

И на этот раз дегустация тоже прошла по однажды и навсегда заведенному шаблону. Правда, я уже забыла, как трудно было добираться от нас до Абрау-Дюрсо. Началось с того, что у нашего «уазика» окончательно отказали тормоза, и за шампанским поехал грузовик, чему все, кроме меня, были рады, потому что желающих надегустироваться оказалось множество.

Я, надо сказать, не очень-то люблю передвижение по горным серпантинам вообще и на нашем экспедиционном «газике» в частности. На этих узких дорогах над пропастью у меня голова идет кругом, и мне все кажется, что на очередном повороте мы вот-вот сверзимся с обрыва. Меня не могут отвлечь от этих мыслей ни изумительные кавказские виды, ни расстилающееся внизу бесконечное, столь любимое мною море, я просто боюсь, вот и все; должен же человек чего-нибудь в этой жизни бояться — у меня это, наверное, врожденный страх высоты.

Мне страшно ездить по горным склонам даже с асами, но шофер Василий Кузьмич, водивший в этом году «газик», к асам никак не относился. Он весь свой век, и немалый — ему было под пятьдесят, — работал водилой, но для меня осталось загадкой, как он выбрал такую профессию, не разбираясь в автомобилях и не умея с ними обращаться, и как он при этом еще умудрился остаться в живых. И какой идиот мог послать его в командировку из Москвы на Северный Кавказ, и как Тахир мог ему доверить управление? Впрочем, Тахир вынужден был брать, что дают…