Сезон любви на Дельфиньем озере - [31]

Ей было не до него: на одной сковороде оладьи как раз подоспели, и она, подхватив на лопаточку готовый оладышек, направилась к столу, на котором стояла миска с оладьями, но на пути у нее оказался Саша. Она попыталась обойти его слева, но тот сразу же передвинулся, закрыв ей проход, она метнулась направо — он снова оказался перед ней. Оладышек не вынес этих резких маневров и упал на пол. Довольный Саша подобрал его и тут же, не сходя с места, слопал, а у Ники чуть не подгорели все остальные оладьи — так мы с ней смеялись. Кстати, Саша этим не ограничился и тут же оприходовал несколько подгоревших оладьев, отложенных в сторону для Славиковой сороки.

И я решительно принялась за Ивановского. Утром я его будила еще до гонга на подъем и заставляла делать вместе с собой утреннюю гимнастику. Не то чтобы я всегда регулярно делала зарядку, но она никогда не помешает, зато смотреть на то, как Саша-толстый, пыхтя, приседает и пытается встать, с трудом разгибая дрожащие колени, было очень забавно. Он просил о пощаде, но я была неумолима. После зарядки мы обычно бегали трусцой; так как единственная подходящая для этой цели дорога вела на Дельфинье озеро, то мы взбирались бегом на гору. Впрочем, бег — это слишком сильно сказано. Бежала я, все время его подгоняя, а он с жалобным видом едва переставлял ноги.

Через некоторое время на это уникальное зрелище приходило с утра посмотреть чуть ли не пол-лагеря, и болельщики поддерживали несчастного Ивановского приветственными возгласами.

Кроме того, я заставила его сопровождать меня на Лысую гору. Каждый, кто приезжает в дельфинарий, обязательно должен хоть раз взойти на Лысую гору — это обычай такой, превратившийся чуть ли не в ритуал. Как ни странно, но охотников взобраться туда во второй раз находится почему-то мало. Я сама до этого была на вершине только однажды. Я хорошо помню этот случай — я отправилась туда в длинной юбке и босоножках и прокляла все на свете, продираясь в таком виде сквозь кусты держиморды и можжевельника, густая поросль которого почти перекрывала тропинку поближе к вершине. Собственно говоря, в тот раз я попала на Лысую гору совершенно случайно. Я с Феликсом тогда возвращалась с раскопок: под самым поселком Ашуко археологи из Анапы раскопали пифосы — огромные глиняные кувшины, в которых наши предки хранили зерно, и мы ходили на них посмотреть. По дороге назад мы встретились с Никитой, который вел на Лысую гору своего практиканта, недавно приехавшего на базу. Выяснив, что Никита специально заранее не предупредил меня об этом походе, потому что этот сложный маршрут якобы не для женщин, я тут же за ними увязалась в чем была, несмотря на громкие протесты Никиты и увещевания Феликса.

Естественно, я не проронила ни слова, когда колючки впивались мне в кожу, и ни на секунду их не задержала, но нельзя сказать, чтобы об этом подъеме у меня остались приятные воспоминания. Особенно мешала мне модная в том сезоне летящая юбка до пят: то Никитин практикант наступал мне на подол, то я сама запутывалась в зарослях держиморды или не менее колючей ежевики и освобождалась, оставляя на колючках лоскутки ситца.

Конечно, вид с вершины Лысой горы открывался необыкновенный: бесконечное темно-синее, отливающее фиолетовым у самой линии горизонта море (в тот очень жаркий и безветренный день поверхность его была совершенно зеркальной), береговая линия, изрезанная заливчиками и бухточками, прямо под нами — мыс Ашуко с маяком на нем. Мне, обливавшейся потом, страшно захотелось нырнуть прямо туда, в это море, в эту казавшуюся с высоты такой прохладной воду… Со всех остальных сторон нас обступали горы — невысокая гряда шла прямо за нами, а в ущелье слева от биостанции, идущем в сторону Абрау, уже сгущалась синеватая дымка — там между вершинами застряли облака. В Ашуко уникальный микроклимат — если в Анапе, или Новороссийске, или даже в ближайшем к нам Абрау идет дождь, то он чаще всего не доходит до дельфинария — его закрывают горы, которые не пропускают к нам тучи.

Поэтому льет у нас обычно тогда, когда ветер пригоняет перенасыщенный влагой воздух с моря, с юго-востока, а норд-ост обычно приносит с собой прохладу, но не сырость и не дождь. Погода в этом сезоне, когда в начале июля холодный северо-западный ветер сочетался с ливнями, абсолютно не характерна для этих мест, и нас, продрогших в те несколько дней чуть ли не до мозга костей, должна была утешать уникальность этого природного явления.

Но виды видами, а надо было спускаться… И мы спускались — на пятой точке по облысевшему склону горы. Как дети со снежной горки, мы мчались вниз с бешеной скоростью, вздымая клубы сухой пыли и подбадривая себя восторженными воплями. Огромный камень, сдвинутый с места массивным телом ехавшего по склону чуть выше меня практиканта, промелькнул совсем рядом с моей головой, но меня не задел. Так мы пролетели чуть ли не полгоры и остановились только там, где почти отвесный склон переходил в пологий спуск — перемазанные, в порванной одежде, но довольные. Это был единственный случай в моей жизни, когда спуск оказался легче, короче и гораздо приятнее, чем подъем. Мы очень быстро добежали в тот раз до моря и вошли в воду, не раздеваясь, и я поняла, что такое блаженство.