Сезон любви на Дельфиньем озере - [33]

Он изменился, глаза его горели, это был уже не увлеченный чистой наукой школяр, для которого не существуют соблазны окружающего мира, — нет, это был искрящийся весельем и радостью жизни молодой человек, который все время находился в состоянии эйфории. Казалось, радость его переполняла, просто распирала, и он не мог не поделиться ею с друзьями. И хоть они с Никой и летали над землей, тем не менее в их взаимном увлечении не было ничего небесного, это была самая земная страсть — на мой проницательный взгляд, конечно. Внутренний голос говорил мне, что пока что они быстро проходят платоническую стадию.

Славик как-то сказал мне про Нику:

— Я встречал в своей жизни много красивых женщин. На моем пути попадалось немало умных женщин. Но женщина умная и красивая одновременно — это большая редкость!

Я наконец поняла, почему мне всегда так нравился Славик, которого я до сей поры по-настоящему не знала: он во всех людях видел прежде всего хорошее и соответственно к ним относился, и поэтому не было на биостанции ни одного человека, который сказал бы о нем хоть одно дурное слово.

И мое первоначальное мнение о нем оказалось неверным: его занимали не только биология и философия, просто у Ванды это было основной темой застольных бесед, и он принимал в них активное участие; с другими собеседниками он со знанием дела говорил совсем о другом — о том, что тем было интересно, — от живописи Чюрлёниса и кинематографа Эйзенштейна до основополагающих принципов приготовления компота из алычового варенья и медицинского спирта (впрочем, последнюю проблему Славик блестяще решал не только теоретически, но и практически). И притом в Славике, несмотря на его двадцать шесть лет и прекрасное понимание практической стороны жизни, которая его, правда, ничуть не занимала, чувствовалась какая-то неиспорченность. Так как ему было свойственно еще и тонкое чувство юмора, то это делало его просто незаменимым в любой компании — он никогда не пытался солировать и язвить, его остроумие всегда было добрым, с ним было просто очень приятно. Да, Нике, пожалуй, повезло.

За Вику я беспокоилась больше. Насколько я понимала, у Димы была на биостанции репутация донжуана, и к тому же он был женат. Меня всегда занимал вопрос — зачем женятся волокиты, и притом обычно по многу раз? Может быть, для того, чтобы не брать в супруги очередную свою жертву? Но Виктория никак не походила на жертву, хотя явно не была так безоблачно счастлива, как Вероника. Дима был вовсе не тем мужчиной, на постоянство чьих чувств и симпатий можно положиться, и Вика заметно нервничала.

Дима то проявлял к ней повышенное внимание, то вдруг становился холоден и проводил вечера не с нами, а уходил на озеро, к своему приятелю Антонову, и в такие дни мне было жаль Вику — так старалась она делать вид, что все в порядке. На Дельфиньем озере, насколько я знала, тренеры редко оставались без женского общества — чаще всего компанию им составляли благодарные зрительницы, остававшиеся там на ночь — до первого утреннего рейса.

Впрочем, Дима, конечно, не стал бы с ними связываться — он себя для этого слишком высоко ценил. Высокий, темноволосый, загорелый, он со своими узкими бедрами и широкими плечами смотрелся на берегу как античный бог — во всяком случае, так считала Вика, начитавшаяся Ивана Ефремова и бредившая Таис Афинской и ее царственными любовниками. К тому же он решил отпустить бороду, и его недельная щетина, которая многих мужчин превратила бы в страшилище, придавала его лицу особое обаяние — этакая очаровательная небритость в духе Макаревича. В общем, природа наделила его внешностью покорителя сердец, но мне он не нравился и абсолютно не привлекал меня как мужчина — и он отвечал мне тем же. Мы с ним все время как бы в шутку пикировались — впрочем, довольно зло. Как-то за обедом я помогала Нике разливать суп, пока у нее на кухне подходило второе блюдо, и каким-то образом в тарелке у Димы оказался… гвоздь. Ей-богу, я его туда не подкладывала!

С тех пор Дима отказывался принимать пищу из моих рук, ожидая какого-нибудь подвоха. На самом деле я бы относилась к нему нормально, если бы не подозревала, что он морочит Вике голову и специально ее мучает, залавливая ее в свои сети, и что она ему в общем довольно безразлична.

Как-то днем погода вдруг испортилась, небо затянуло темными тучами, и мы с Вандой и Витей еле-еле успели сложить манатки и разбежаться по своим домикам, как грянул… не ливень, не гроза, а град, но град такой, с каким я до сей поры никогда не сталкивалась, — величиной с голубиное яйцо. Я стояла в своей пятихатке, распахнув дверь, и, зачарованная, наблюдала, как ледяные мячики для пинг-понга под косым углом падают на землю; о крышу моей пятихатки градины стукались со звуком, напоминавшим гулкую барабанную дробь. Внезапно мне стало скучно в одиночестве, и я решила добраться до соседней хатки, где пережидали непогоду девочки — я видела, как они туда вбежали. Я высунулась, чтобы разведать обстановку, и сразу же получила солидный удар прямо по лбу. На мой изумленный вопль девочки ответили сочувственными возгласами, но встретиться нам удалось только через полчаса, когда льдышки перестали падать с неба, а усыпавшие землю здоровенные градины стремительно превращались в воду. Медички осмотрели мой лоб, но все для меня окончилось благополучно — синяка не было.