Сезон любви на Дельфиньем озере - [27]

И среди всего этого народа случайных людей почти не было. Все мы: научные сотрудники, тренеры, просто сезонные рабочие — любили животных, море и полевой образ жизни. Кроме Любы к категории чужаков в этот год можно было отнести разве что Алексея, приехавшего в качестве сезонного рабочего. Мы так и не смогли понять, какими ветрами занесло к нам в Ашуко, в наше близкое — иногда чересчур близкое — к природе существование рафинированного московского вьюношу, сына дипломата и студента Института международных отношений. Он явно чувствовал себя в дельфинарии не в своей тарелке. Высокий, черноволосый, с холеным полным лицом, он вел себя как избалованный звездный мальчик, которым восхищаются все окружающие. Увы, на базе им никто не восхищался, и он как-то быстро скис.

На его красивой физиономии было постоянно написано выражение самодовольства, и он всегда мечтал произвести впечатление, особенно на женщин. Сначала он хотел было подкатиться к Нике, что было совершенно естественно, так как она была на биостанции, безусловно, самой красивой. Ника, избалованная вниманием стоящих мужиков, не то чтобы отбрила его — просто проигнорировала. Потом он пристал к Вике.

Мы с Викой плавали к каракатице и, вернувшись обратно, только- только собирались выбраться из воды, как вдруг прямо перед нами на пляже возник Алексей, которому уже успели дать прозвище Нарцисс, и безо всяких предисловий, будто не замечая меня, к ней обратился:

— Мне сказали, что вы занимаетесь психотерапией. Расскажите мне о технике внушения. Мне как воздух нужна эта информация — на моем будущем поприще владеть техникой внушения просто необходимо.

Мы как раз собирались подняться на ноги и выйти на прибрежную гальку, но так и остались в лежачем положении. Я тихо смеялась про себя, а Вика мягким, но решительным тоном (по-моему, с элементами внушения) ответила:

— Вы знаете, в двух словах на этот вопрос не ответишь. Для того чтобы овладеть этой техникой, надо учиться шесть лет в медицинском и еще несколько лет — по специальности. — И она демонстративно отвернулась от него и обратилась ко мне: — Таня, я тут нашла замечательный камень с рисунком прямо как египетские иероглифы, но сразу же потеряла…

Но отделаться от Нарцисса было непросто, и он от нее не отвязался:

— А скажите, может быть, у вас есть с собой какая-нибудь литература на эту тему?

— Я в отпуске, а в отпуске я читаю только детективы.

Мы плескались на мелководье, а он все продолжал, глядя на нас сверху вниз:

— А какие бессознательные факторы участвуют во внушении?

Тут Вика окончательно разозлилась, и в голосе ее появились металлические нотки:

— Если вас это так интересует, приходите ко мне в Москве на Арбат, 22, я веду там платные консультации по четвергам во второй половине дня.

Он обиделся и ретировался, а мы наконец вылезли на прибрежную гальку и посмеялись. Впрочем, Вика все еще была раздражена и сказала:

— Хорошо еще, что он не пристал ко мне, когда я сидела на горшке!

Потерпев неудачу с поварихами, Алексей принялся за меня. Конечно, я не такая престижная особа, как почти кандидат наук Ройтман или не только красавица, но еще и умница Вероника Лисина. Я всего лишь массажистка, но все-таки в дельфинарии я занималась очень экзотичным, особенно для женщины, делом, да и на лицо не слишком страшна. И он обратился ко мне с просьбой помассировать его — якобы он потянул мышцы спины. В его тоне легко было уловить нотки снисходительности; я должна была понять, какую честь он мне оказывает, подставляя мне свою благородную спину.

В Ашуко я никогда не отказывала людям в подобных просьбах — им это приятно, а мне нетрудно; тем более чувство долга никогда мне не позволит лишить помощи человека с травмой, даже если он мне чем-то неприятен.

Все предыдущие пять лет я ездила в отпуск в качестве массажистки при спортивных командах на олимпийские базы в Сухуми и Сочи — там я массировала спортсменов чуть ли не с утра до ночи, но уставала не от этого, а от тренерских интриг. В Ашуко я занималась массажем прямо на пляже — мне не хотелось превращать свой домик-пятихатку в пропахший мазями и кремами медпункт, а свою собственную кровать — в кушетку для массажа. И я помассировала Нарцисса. Как я его помассировала! Я не оставила на его чересчур полном для такого молодого человека теле ни единого живого места. Это было как раз перед самым гонгом на обед, и на пляж выполз чуть ли не весь трудящийся народец, поэтому все слышали мои комментарии относительно его недоразвитых мышц спины, излишней жировой прослойки на животе, неправильного развития костей таза, заросшего солевыми отложениями позвоночника. Моя совесть при этом была чиста — я не выдавала никакой секретной медицинской информации, я говорила чистую правду, все это окружающие могли видеть и сами. Он попытался вырваться, но не смог — я уже говорила, что руки у меня очень сильные. Не драться же ему было со мной на глазах у всего лагеря! И я уж домассировала его до конца, под аккомпанемент одобрительных возгласов благодарных зрителей.

Когда я его наконец отпустила, физиономия у него была багрово-красная — и отнюдь не от массажа. Он не убежал с пляжа, а медленно ушел, стараясь сохранить остатки собственного достоинства, но забыл свои полотенце и рубашку. Я представляю, какой удар нанесла я по самолюбию человека, который, как рассказывали мне мальчишки, вставал в душе перед зеркалом, и, приглаживая свои ухоженные волосы — даже в Ашуко он привез с собой какой-то специальный заграничный шампунь, — говорил, любуясь своим отражением: