Сейф для любовных улик - [42]

– Нормально. Хотя в целом – убого, – буркнула Фрося.

– Ну, уж извини! Вкладывать личные средства в обогащение приюта не входит в мои планы, тем более за неимением этих самых средств.

– Хорошо, что вы устроились, как хотели…

– Как смогла, – поправила Люсьен. – Поначалу планы в жизни были наполеоновские, но алкоголь привел меня к определенному итогу. Так к чему я все говорю-то… Здесь в основном появляются люди определенного склада – пожилые или выглядящие старыми, дурно пахнущие, опустившиеся. Но останавливались и туристы. У одних, путешествовавших по реке, лодку унесло с провизией и документами, другие попали в нехорошую компанию с игрой в карты, где их обчистили, ну и так далее. Истории стандартные, я таких сотню могу поведать.

Фрося слушала тетку и думала – ну вот зачем та ей все это рассказывает? Ворвалась к незнакомому человеку в номер ночью, чтобы поговорить по душам? Захотела вспомнить русского мужчину? Потренироваться в уже полузабытом языке?

А Люсьен продолжала:

– И только два раза за год моего здесь обитания в приюте оказывались молодые и ухоженные женщины. Одна – француженка, потерявшая память, другая полька, которая попала в неловкую ситуацию, и ей было некуда идти. Да, две таких женщины, как ты, – повторила Люсьен, внимательно глядя на Фросю.

– Выходит, я – третья? – улыбнулась Кактусова, не зная, что тут сказать.

– Я, конечно, не хочу терять это место, но… – придвинулась поближе Люсьен. – Да я толком ничего и не знаю! Только обе те женщины пропали. Да, да! Появились тут, симпатичные и одинокие, и исчезли с концами. Я понимаю, что два случая – еще не система, но тенденция очень нехорошая. Вот я и хотела тебя предупредить.

– Как пропали? – не поняла Ефросинья, но улыбаться перестала.

– Совсем.

– Их не искали?

– Нет, искали. Но не нашли. Последний раз их видели входящими в свой номер, и все… Остановились на версии, будто им тут жутко не понравилось, они не захотели оставаться в приюте и, чтобы никого не обременять и не будить, удалились по-английски. Может, и правда. А если нет? Вот и мучают меня смутные сомнения, что неспроста те красавицы исчезли. Ой, не смотри на меня так! Хочешь знать, почему в полицию не пошла и никому ничего не рассказала? А с чем идти-то? Со смутными сомнениями? Да кто меня вообще слушать бы стал! Еще, не дай бог, место бы это потеряла… Полиция же была, пыталась их найти, но не нашла. И чего же мне соваться? Единственное, что я могу сделать, так это отслеживать поступление сюда молодых, симпатичных и одиноких женщин. Вот ты появилась, такая умная и приятная, и я не смогла не прийти и не предупредить.

Фрося снова закуталась в одеяло. Почему-то рассказ женщины сильно напугал ее.

– А куда они пропадали?

– Откуда же я знаю?! Но вот знаешь, не думаю, чтобы с ними происходило что-то хорошее. А выпить у тебя не найдется?

– Нет, – растерялась Ефросинья от резкой смены темы.

– А у меня есть! – сверкнула Люсьен улыбкой, при которой явственно обозначилось, что зубы у женщины еще сохранились. – Я сейчас…

– Не уходи… те! – вдруг уцепилась за нее Фрося.

– Не боись, я мигом!

Миг растянулся на вечность, по ощущениям Ефросиньи.

Наконец ночная гостья вернулась.

– А вот и я… Держи! Стаканчики пластиковые от кулера и настоечка… Выпьем? Чего не выпить с хорошим человеком…

– А это нормальное? – осторожно покосилась на бутылку Фрося.

– Обижаешь! Чтобы я гостье дерьмо принесла? От одних постояльцев осталось. Такая попойка была! Утром их выгнали, а я убиралась. Бутылка стояла за креслом, поэтому они ее и не выпили. Вот, ждала момента…

– А оно крепкое? – снова показала свою неуверенность Ефросинья.

– Думаю, да.

Глава 14

«Этого не может быть, потому что просто не может быть… Мне снится гадкий, длительный и почему-то очень реалистичный сон… Как бы проснуться побыстрее?» Так думала Фрося, лежа в каком-то подвале, привязанная к кровати, в комнате размером не более десяти квадратных метров. Вместе с ней тут же находились еще две женщины, которые сидели в углу, прижавшись друг к другу, и с ужасом и неприязнью смотрели на «новенькую». В подвале было сыро и холодно, незнакомки что-то жалобно скулили и на людей уже мало походили.

Ефросинье было плохо и физически, и морально. Особенно плохо физически – болело все тело, и ее мутило со страшной силой. «Вот сколько раз уже я давала себе зарок, что не буду больше пить! – вздыхала она. – Нельзя мне, обязательно ведь какая-нибудь неприятность случается. А уж как закончилось сейчас, так вообще уму непостижимо!»

Фрося снова безуспешно подергала руками и ногами. Ее впервые в жизни так вот привязали, как игрушку на веревочках, и это очень пугало. Потом она, превозмогая тошноту, на всех языках, известных ей, попросила женщин освободить ей руки, развязать ее, помочь ей… Но те продолжали только стонать. Кактусова закрыла глаза и попыталась прорваться сквозь волну охватившего ее ужаса. Для этого просто надо было зацепиться хоть за одну мысль. Она начала вспоминать вчерашний сабантуйчик, который и привел к нынешнему печальному положению.

Люсьен убедила ее уносить ноги из приюта. Но Фрося хотела все же остаться до утра. Мол, зачем и куда идти на ночь глядя? Однако Люсьен уверяла, что покинуть приют нужно сейчас, потому что пропавшие женщины сгинули именно в первую ночь. Поэтому полиция и решила, что они пришли в номер, но им там не понравилось. Мол, в том-то вся и фишка, что женщины, оказавшиеся в комнате приюта, сразу же испытывают ужас от обстановки и сразу исчезают. Так что и сейчас, если суждено чему-то случиться, то именно сейчас оно и произойдет. Поэтому Ефросинья стала судорожно думать, куда же ей деваться, хотя бы до утра. И тут в бой вступила распитая бутылка неизвестно чего, но очень крепкого.