Пребывая в плохом настроении, Яна Цветкова заявилась к подруге с бутылкой вина и корзинкой клубники.
— Ого! — удивилась Ася, увидев ягоды. — Красивая какая!
— Наверняка химия, но прелесть! — Цветкова семимильными шагами прошла на кухню и скинула ярко-красные туфли на шпильках.
Яна Карловна, несмотря на высокий рост, всегда ходила на шпильках и выбирала обувь ярких цветов. Впрочем, не только обувь. Яна была большой любительницей вызывающе-яркой косметики, одежды броских тонов и всевозможной бижутерии. Например, сегодня Яна щеголяла в алом коротком платье, облепившем ее худосочную фигуру. На шее блестела цепочка с крупным кулоном из муранского стекла, длинные серьги спускались почти до плеч, а на тонких запястьях висела гроздь браслетов со всевозможными подвесками. Если к этому добавить еще убийственный аромат духов, то становится понятно, почему о приближении Цветковой с легкостью можно было догадаться по запаху и бренчанию украшений.
— Твои туфли можно приравнять к особо опасному оружию, — заметила Ася.
— Тебе, как адвокату, можно верить, — согласилась Яна, садясь на высокий барный стул.
Яна Цветкова и Ася Кудинова дружили много лет, начиная еще с детского садика. Обе родились в городе Волжске, а со временем волею судеб оказались в Москве. Их дети — сын Яны и две дочки Аси, одна из которых была приемной, — тоже дружили. Сейчас дети отдыхали на море в детском лагере. Подруги взяли отпуск и тоже хотели куда-нибудь поехать развеяться.
Ася вымыла клубнику и достала из холодильника дорогой сыр и ветчину. Яна в это время открыла бутылку и разлила вино по бокалам.
— Меня так унизили! Просто проехали бульдозером и сровняли с землей! — пожаловалась Цветкова, отправляя в рот клубнику.
— Что случилось? — поинтересовалась Ася — высокая стройная женщина с карими глазами и светло-каштановыми волосами. В одежде она предпочитала классический стиль и спокойные оттенки. Украшений минимум и только золотые.
— Подружка у меня одна есть, — зачавкала Яна. — Ну, как подружка? Так, хорошая знакомая. Она у меня в клинике зубы лечила и вот пристала с идеей найти мне состоятельного мужика. Причём я не просила.
— Так ты вроде не нуждаешься в деньгах.
— В том-то и дело, но она меня так уговаривала… Ты, говорит, такая эффектная, приходи ко мне на телевидение, сниматься в передаче про одиноких женщин. Да еще эта моя любознательность… — вздохнула Яна. — В общем, бес меня попутал…
— Неужели уговорила? Тебя? Не может быть! — воскликнула Ася, поглощая ягоды горстями.
— Ещё как может! Короче, приехала я сегодня на телевидение. Даже наряжаться специально не стала, ты же знаешь, я всегда нарядная. А там сидит такая большая крыса-бобёр, якобы администратор по подбору героев на передачу.
— А почему крыса-бобёр? — спросила Ася, пытаясь представить эту администраторшу.
— Потому что лицо у нее как у крысы, а кофта такая страшная, лохматая, как будто она на себя бобра натянула. А характер у этой тетки, как у свиньи! Вот! — Яна стукнула ладонью по столу, чуть не сломав длинные ногти, покрытые малиновым лаком. — А рядом с ней сидели ещё две молодые гиены, рассматривающие меня так, словно я у них мужей увела или как минимум собираюсь это сделать. Усадили меня на какой-то неудобный стул… Твое здоровье! — Яна опрокинула бокал, закусила клубникой и продолжила: — Эта крыса-бобер по имени Мария и говорит: расскажите о себе. Я ее спрашиваю — с какого периода жизни начинать и что именно интересует? Она сразу же хамить: «Как вы ходили на горшок меня не интересует!» Прикинь? Юмор у них такой! Эти две шакалихи хихикают, выслуживаются, значит, перед начальницей. Короче, спрашивают, кем были мои родители, чем я увлекаюсь, на кого училась? Мне, конечно, вся эта атмосфера не нравится, но я держу себя в руках. Мама моя, говорю, ведущая актриса театра юного зрителя, до сих пор жива и здравствует… И тут не знаю что на меня нашло, но я зачем-то сказала этой Марии, что маме очень пригодилась бы её кофта для исполнения роли Кикиморы или Бабы Яги. У нее глаза на лоб полезли от моих слов, но она промолчала. Наверное, зря я это сказала. Как ты думаешь?
Ася ничего не ответила, лишь пожала плечами, продолжая поедать клубнику.
— Ну а дальше по накатанному, — продолжала Цветкова. — Я им совершенно искренне призналась, что папа у меня был плотником и строгал гробы на кладбище. И почему каждый раз, когда я об этом рассказываю, люди как-то косо на меня смотрят, словно я не в себе. А что, люди не умирают? Им не нужны гробы? Или они материализуются из воздуха? Их же должен кто-то делать?! Вот мой отец их и делал! И знаешь, что сказала мне эта Мария? Она скорчила такую рожу и процедила сквозь зубы: «Гробовщик и актриса. Какой странный союз!» — «А чего странного? В жизни всякое бывает», — отвечаю. Кстати, гармонии особой в их отношениях и не было. Они же у меня в разводе были в последнее время. Ну да ты знаешь об этом. Так эта грымза не угомонилась. «Вы сказали, что мама жива и здравствует. А с отцом что?» — «Он умер». Так нет, она стала копать дальше. Как умер? Отчего умер? В общем я чувствовала себя как на допросе. Мне хотелось вцепиться этой Марии в лицо. Какая тебе разница — как? Нет человека и все!
