Северские земли - [9]

— Да не свисти! — хмыкнул первый. — Что, вот прям так из своих и кормил вас? Небось ещё причитал — спать, мол не могу, с боку на бок ворочаюсь, всё думаю, как там народишко мой подлый живёт? Сыт ли, пьян ли?

И первый заржал над собственной шуткой.

Но второй шутки не поддержал, смерил собеседника долгим взглядом и подчёркнуто сухим тоном ответил:

— Как он там спал — не знаю, в светлице его ночевать не доводилось. Да и кормить не кормить, а вот зерна для сева подкинул, про то всем ведомо. Мы ж за два-то года всё подчистую подъели, сеять почитай что и нечем было. Тут интересно, что мы к князю в ноги падать не ходили, он сам про нашу беду откуда-то прознал. Сам и прислал пять мешков — а мы их уж сами обществом по дворам делили. Потом осенью, знамо дело, в двойном размере своё вернул, не без того, но мы и за то ему благодарны были. Спас он нас, чо уж там.

Князь — он, знаешь ли, не дурак как ты, он потому и князь, что вперёд думает. Вот померли бы мы от бескормицы или поразбежались бы по дорогам христарадничать — какая ему в том корысть? Да никакой, кроме убытка! А так — и деревня на месте осталась, и своё он с прибытком вернул, и общество теперь знает, что князь у нас не мироед какой, а с пониманием человек, который своих людишек бережёт. Который пусть своё с нас возьмёт, но не за так, а прикроет, если что, а то и поможет. А нам что ещё надо? Да ничего больше и не надо, остальное мы сами себе сообразим. Потому и говорю — жалко, коли князь помрёт.

— Эт да, — поскрёб затылок его собеседник. — Да я ничего не говорю, князь Гаврила — он нормальный хозяин, чо уж там. Тоже не без греха, конечно, того же Оксакова-пса, скорей бы ему сдохнуть, к себе приблизил, но в целом — нормальный у нас князь. Почитай, что у всех соседей ещё хуже, мы на ярмарке с осенней с окрестными мужиками долго болтали, так они про своих такое рассказывали… У нас, короче, лучший. А самое главное — случись князю помереть — там непонятно даже, кому мы отойдём, кто у нас новым князем будет. Сынка-то ему бог не дал.

— А я тебе про что? — поддакнул первый. — Дочек его мы сызмальства помним, но хозяйствовать-то не им. Мужик хозяином станет, а мужей их общество, почитай, и не знает совсем. Мы их и не видели никогда. А ну как упырь какой приедет, нас всех прижмёт и три шкуры драть станет? Мы бы, может, и отправили бы человечка ловкого про нового князя расспросить, и денег общество на такое выделило бы, да про кого спрашивать — непонятно. Кому из зятьёв он в духовной[4] княжество отписал — про то никому не ведомо, мы всю дворню опросили — никто не знает.

— А может, не помрёт? — жалостливым тоном спросил расстроенный первый. — Может, оклемается? Вот верно говорят — от добра добра не ищут. Как подумаю, что к новому барину привыкать придется — сразу матерно лаяться хочется, а меня поп и так неделю в церкву не пускал за сквернословие.

— Может, и не помрёт, — фаталистично изрёк собеседник. — Опять же — видал, барчук какой-то вслед за нами приехал, одет по-господски. Мож, лекаря какого князю привезли?

— Тьфу, скажешь тоже. «Лекаря привезли…». Какой ещё в задницу лекарь? Это тиун[5] князев, Оксаков, пёс шелудивый, своего воронёнка домой высвистал. Не узнал, что ли? У них же одна рожа на двоих, и та чернильно-кляузная.

— О, блин… Точно. А я-то думал, кого он мне напоминает? — протянул его собеседник. — Вот уж точно народ говорит: крысы бегут с тонущего корабля, а стервятники — наоборот, слетаются.

Тут от амбара крикнули, что мешки давно разгрузили, и забирайте уже свои телеги, балаболы. Но, даже выводя лошадь под уздцы, опознавший сыночка крестьянин никак не мог успокоиться: «Лекарь… Такому лекарю…» (дальше непечатно).

Глава 4. «Поворотись-ка, сынку!»

— А ну, поворотись-ка, сынку! Экой жердиной ты вырос! Да не вертись волчком, дай рассмотреть, пять лет чай не виделись, пока ты там в училище мои деньги проедал.

Такими словами приветствовал старый Оксаков своего сына, вернувшегося к отцу после пятилетней учебы.

В последнее время что среди литовских, что среди московских дворян наблюдался настоящий образовательный бум. Даже сыну боярскому — не говоря уже про боярские и тем более княжеские роды — не то что при приёме на службу, но даже при сватании невесты могли дать от ворот поворот. Просто оттого, что тот не отучился хотя бы пару лет в какой-нибудь академии или университете — «а нам невможно с неграмотным быдлом родниться». При этом ты еще не везде и попадешь, даже если деньги водятся. В какие-нибудь Славяно-греко-латинскую академию в Москве или Академию и университет Виленский в столице Царства Литовского набирали практически одних столбовых дворян, едва ли не только Рюриковичей и Гедиминовичей[6].

Но и для худородных дворян, вроде Оксаковых, предложений хватало — училища, созданные на манер иезуитских коллегиумов, в последние десятилетия открылись едва не в каждом крупном городе. В Гродненское училище пять лет назад старый управляющий князя Белёвского и отправил учиться своего единственного, да к тому же ещё и позднего сыночка. Далековато, конечно, но тамошний директор[7] что-то крупно задолжал старику Оксакову, поэтому в счёт погашения долга кровиночка училась там с половинной скидкой.