Северские земли - [8]

Всё, время!

Оборвав рассказ, старик громко и официально произнёс:

— Вопрос был задан и ответ получен. Принимаешь ли ты моё предложение?

— Да, — скорее выдохнул, чем сказал Егор, которому оставалось менее минуты жизни.

— Согласие получено, — отчеканил невидимый старик. У него, кажется, даже голос помолодел. — Да начнётся игра!

И уже понизив голос:

— Удачи тебе! Не ссы, Капустин, прорвёмся.

Последнее, что запомнил Егор — вернее, уже практически не Егор, — за мгновение до переноса сознания включилась какая-то безумная музыка и чей-то противный шепелявый голос успел немелодично прокричать:

Твори добро на всей земле,

Твори добро другим во благо…[3]

Похоже, ехидный старикашка всё-таки постебался напоследок.

Глава 2. «Я родился» ©

Темнота была непроглядной. Темнота убаюкивала. Впервые за многие годы Егору было хорошо. У него наконец-то ничего не болело, и он мог просто лежать. Не терпеть, не превозмогать, не скрипеть зубами, стирая их в порошок под корень — а просто бездумно лежать и наслаждаться отсутствием боли. И не было в мире счастья выше этого.

В этом мире не было времени, в нём не было расстояний. Бывший Егор то растекался по всей Вселенной, то сжимался в точку, не имеющую длины и высоты. Этот мир был идеален.

«А старикашка обещал прессинг и сжатые булки, — лениво подумал бывший Егор. — Наврал, брехло старое». И вновь растворился в неге.

Однако спустя пару минут — или несколько столетий? — что-то дотронулось до его пятки. Лежащий на боку бывший Егор недовольно подтянул ноги к подбородку, но прикосновение повторилось, и теперь оно больше напоминало толчок. Счастливый обитатель нового мира недовольно поморщился, но толчок повторился, а потом последовал ещё один. Они были нежными и деликатными, но всё более и более настойчивыми. Наконец, один, на редкость сильный, сдвинул бывшего Егора с места.

«Чёрт знает что! — подумал тот. — Отдохнуть не дадут» — и попытался передвинуться вперёд, чтобы выйти из зоны поражения. Это оказалось весьма проблемным, а потом вдруг стены сдвинулись, мягко обволакивая его и толкая вперёд.

Через несколько минут сомнений не осталось — его выдавливали, словно пасту из тюбика. Деликатно, но неумолимо.

Потом пришла боль, но это было не страшно — к боли он давно привык. А вот изгнание из Рая — причём ни за что! — было настолько обидным, что он чуть было не расплакался.

Да ладно, что уж там — уже практически расплакался.

Но не успел.

Голову сжало особенно сильно, давление стало практически нетерпимым, но потом всё вокруг него как-то исчезло и вспыхнул яркий свет, пробивавшийся даже через закрытые веки.

От неожиданности он заорал.

Заорал позорно, можно сказать, завизжал, как та увидевшая крысу уборщица в районной больнице, где он однажды случайно оказался.

— Сын у тебя, боярыня, — услышал он женский голос. — Ишь, горластый какой, и шлёпать не пришлось — сам разорался! Добрый воин будет.

Он всё понял сразу, мгновенно — зря, что ли, в прошлой жизни перечитал массу фантастики?

И, не сдержавшись, мысленно застонал, не прекращая, впрочем, мстительно орать в полный голос.

Потом, наконец, взял себя в руки и мысленно произнёс: «Ну что, как говорил Лунтик, я родился. Хеппи бёздей меня».

Тем временем его вытерли какой-то тряпкой, и другой женский голос произнёс:

— Дай его.

Он по-прежнему ничего не видел — глаза почему-то не открывались, — но почувствовал, как его прислонили к чему-то мягкому и тёплому. А потом чем-то заткнули орущий рот.

Инстинкты всё сделали сами, без него — и он ритмично зачавкал. А потом в рот полилось что-то несусветно вкусное.

«Чёрт! Вот я запопал, — думал он, продолжая лихорадочно сосать и глотать. — Я новорождённый младенец. И что мне теперь делать? Я же сейчас, похоже, пару лет смогу только есть, спать и это… обратное действие к понятию «есть». Какие тут могут быть, к чертям собачим, добрые дела? Ну и как мне качаться?»

— Как сына назовёшь, боярыня? — спросил меж тем первый женский голос.

— Да имя давно выбрано, — прозвучало у него над головой. — Жданом назовём. Ждан Адашев-Белёвский, значится, будет.

«Очень приятно, будем знакомы», — подумал юноша, ставший младенцем. Новоиспечённый — во всех смыслах — Ждан, похоже, наконец-то наелся, и его начало клонить в сон. Понимая, что вырубится буквально через несколько секунд и противиться этому чувству он никак не может, новорождённый постарался не упустить какую-то очень важную мысль, только что пришедшую ему в голову.

«Что? Ах, да — а не надул ли меня старый? Похоже, есть только один способ это проверить».

И, уже почти засыпая, он шепнул про себя: «Мастер, баланс».

Перед глазами вспыхнули цифры:

92 650

И Ждан счастливо провалился в сладостное небытие.

Глава 3. «…тем им милей господа»

Через три месяца после перерождения моего героя двое крестьян старого князя Белёвского, ожидая, когда дворовые разгрузят подводы, вели неспешный разговор.

— Помрёт, говорят, князь-то.

— Да кто говорит-то?

— А все и говорят. Вон хоть шурин мой. У него племянник у князя в дворне, тот так и говорит — плох, мол, князь. Как свечка тает. Не знаем, говорит, доживёт ли зимы.

— Борони Господь! — торопливо перекрестился его собеседник. — Может, ещё оклемается? Хороший князь, лишку с нас не драл никогда, всё по договору брал. А ещё и третьего года тому, когда два года подряд неурожай был, и мы все деревней лебеду жрали, зерна из своих запасов подкинул.