Северские земли - [11]

— Яблочко на место положи, — уже прежним, полуживым голосом продолжил отец. — Ты смотри — то самое цапнул. Значит, правильно я выбрал, и князь его первым возьмёт. К нему рука так и тянется.

Старый тиун посмотрел на вытянувшуюся физиономию сына и хмыкнул.

— Что глаза вытаращил? Любит князь местные яблочки, их одни почитай что и ест каждый день, невзирая на болезнь.

Младший подошёл к отцу, наклонился над постелью и, делая вид, что поправляет подушку, прошептал в ухо:

— Это то, что я думаю? Яблоки отравлены?

Отец молча кивнул, а потом довольно громко сказал:

— Да ты не бзди, сынок, можно спокойно говорить, здесь нас никто не слушает. Отучил я всех слухачей от этого занятия, да и сейчас пара обязанных мне людишек на всякий случай снаружи приглядывает, чтобы никто близ комнаты не слонялся. Вот, держи, кстати… — и он вытащил из-под одеяла пачку бумажных листов.

— Здесь про каждого из княжих ближних людишек написано, все их грехи в подробностях обрисованы, все их секреты потаённые. Чтобы мог, ежли что, у любого шуляты[11] в кулак взять. Новый князь большинство разгонит, конечно, но вдруг кто останется? Да и вообще, лишним не будет, это гора с горой не сходится, а людишек на земле много и суетливые они — постоянно между собой сталкиваются. Вот тогда и пригодится бумажка.

— Новый князь, значит… — со значением протянул юный Оксаков.

— Ну а как же? — как будто даже удивился отец. — Все мы смертны, все перед престолом Господним предстанем, вопрос в сроках. А вот сроки и поправить можно. Про ситуацию с Белёвским княжеством знаешь, или рассказать?

— Лучше рассказать, — степенно кивнул сынок. Уважения в его голосе явно прибавилось. — Вы, папенька, по всему видать, человек знающий. Вас не послушать — самого себя обворовать.

— Так слушай. У нас тут, в Северских землях[12], сам знаешь — Литва с Москвой чересполосицу. Наш старик Белёвский — Литовского царства князь, а соседи наши, Воротынские и Одоевские, — князья московские, при Иване Великом ещё под московскую руку подались. Это, значит, первое.

Второе — клан Белёвских почитай что угас. Спору нет, старик Белёвский добрый глава клана был, и в хозяйстве толк понимал, и подраться не дурак был — знал и любил он это дело. Вот только в именном роде он последний — не осталось, кроме него, Белёвских на Земле-матушке. А без именного рода какой это в задницу клан? Неименные дворянские рода, что в клане состоят, или разбегутся сразу, кто поумнее, или между собой сцепятся, чтобы свой род именным сделать. Все силы да деньги на те битвы спустят, пока их какой-нибудь сильный клан не прихлопнет да не подведёт под свою руку.

— Так у него что — совсем детей нет? — нетерпеливо спросил сын.

Отец несколько удивлённо посмотрел на него, но ответил:

— Есть, как не быть? Две дочки у него, две близняшки, Арина и Алина. И это как раз третье. Близняшки-то они близняшки, да между собой совсем не схожи. Арина беленькая, Алина тёмненькая. Аринка с малолетства всеми окрестными пацанами верховодила, а Алинка — тихоня, нос с женской половины не показывала. У Аринки даже Дар неженский проснулся — Меткость, добросалась в малолетстве камнями по лягушкам. А у Алинки все по поповским поучениям — Готовка у неё открылась, самый бабий дар. Печёт-варит она и впрямь — пока всё не съешь, из-за стола не встанешь. Замуж дочки выскочили почти одновременно — год назад. Аринка по любви большой выскочила и много ниже себя мужа взяла — Семёна Адашева, боярина князя Воротынского.

— Что-то нам в «Гиштории родов русских, литовских и польских» ни про каких Адашевых не рассказывали, — осторожно заметил Оксаков-младший.

— И правильно делали, не бархатных родов, чай. Адашевы — они навроде нас, из татарских мурз выходцы. «Адаш» по-турецки значит «соименник», «тёзка» то есть по-нашему. Тоже ни в одном клане не состоят, саблю продают. Но побогаче Оксаковых, врать не буду. Вояки они знатные, можно сказать — знаменитые.

Всякому ведомо — любой Адашев в битве бешеный, да и готовят их к войне сызмальства, в 15 лет любому можно полк под начало давать и стрельцы молиться на него будут — потому как людей бережёт и с умом воюет. Да и сам обычно много что умеет, Дары у них в роду открываются — один другого завиднее, привирают даже, что уникальные бывали. Потому любой клан любого Адашева за практически любые деньги возьмёт. Монета у них водится, это всем ведомо. Хотя хозяева они часто никакие. Вон, Семён, зять нашего князя. Вроде и боярин князя Воротынского, но это на деле слова одни. А на деле вотчина у него — хрен да маленько, два села и деревенька. Арендаторы некоторые лучше живут. Князь Воротынский-то известный жмот, а Семён этот блаженный малость, по-другому и не скажешь. Ему, по-моему, до денег вообще дела нет. На воинское снаряжение бы хватило, да на хлеба краюху, да на кожух — ночью накрыться. А больше и незачем. Главное — чтобы в бой посылали. Он воевать любит, как медведь — бороться, только подноси. Правда, в битве и впрямь страшен. Я раз видел и развидел бы обратно с удовольствием.

Вот такой орёл к нам и залетел раз — с войны с татарами в родную вотчину едучи, у нас в Белёве остановился. Аринка его как увидела — так глаза больше и не отвела. Здесь, в этом доме, они и согрешили поутру. Арина так орала, что про грех тот вся дворня моментом прознала. Князь, знамо дело, зубами-то поскрипел — орёл-то он орёл, да не ровня совсем, Белёвские-то рюриковичи, причём не из последних. Но дочек он больше жизни любит, потому грех покрыл, сам их в церкву под венец отвёл. Через неделю она и уехала в ту невеликую вотчину мужней женой.